Не спалось. После прошлой ночи Павиус вздрагивал от каждого шороха и, несмотря на дозорных, поднялся с лежанки, чтобы лично всё проверить.

      У ярко пылающих костров и на  телегах расположились охранники, вглядываясь в лесную тьму. В некотором отдалении от лагеря кругом стояли воины графа. Вытянувшись, словно на параде, они держали копья, недвижимые и бесшумные.

      Когда Павиус подошёл, воин скосил на него глаза и коротко кивнул.

      Не спит. Инквизитор был уверен, что тот уснул, подперевшись копьём. Ему самому было прекрасно знакомо то чувство бесконечной усталости, когда засыпаешь стоя.

      – Никого, – коротко произнёс воин.

      Выглядел он чуть болезненно из-за бледных, почти синих губ и серой кожи. Глаза в темноте казались провалами в бездну.

      – Отлично. Принести тебе воды?

      Тот похлопал по бурдюку на поясе и коротко поблагодарил инквизитора.

      Проходя мимо грузов, Павиус услышал скребущий звук. Невольно остановившись, он прислушался. Сундук, в котором спрятали Костяную паучиху, лежал среди прочего груза. Похоже, она пришла в себя и теперь скребётся, как мышь за стеной.

      Стоя в тени между тёмным лесом и освещённым кострами лагерем, он прислушивался к внутренним ощущениям. Сегодня никто не нападёт и вовсе не из-за воинов графа.

      Твари получили то, зачем приходили – тела, что они унесли с собой. Похожие на гулей, но слишком осторожные, понимающие опасность святого оружия. Будь это дикие твари, с которыми Павиус встречался раньше во время охоты, они бросались бы на клинки с единственной целью сожрать всех. А эти отступили, едва пролился лунный свет, не стали преследовать и теперь не нападут.

      “Должно быть, нечестивые эксперименты Костяного ворона позволили вывести новый вид нечисти, – рассуждал он, доставая трубку. – Но вот проблема: что если он, как Паучиха, не умрёт даже после обезглавливания и сжигания? Расчленить и попрятать по отдалённым монастырям? Но позволит ли он себя расчленить…”

      По спине пробежал холодок. Павиус не любил возвращаться к воспоминаниям о своей «победе» над Паучихой. Правды о том, что произошло в тот дождливый день, он никому не открыл. Потому он был против использования ведьмы. В этот раз она может оказаться куда менее благосклонна и смирна.

      Среди треска поленьев в кострах и шелеста сухих листьев в лесу до Павиуса донёсся тихий плач. Повернувшись, он нашёл среди груза сундук с ведьмой.

      Плачет?

      Что способно довести ведьму до слёз?

      Ответ нашёлся быстро. Плакала не она.

      За плачем послышался утешающий шёпот и резкий удар по железным прутьям. Кто-то вскрикнул от боли.

      Павиус повернулся к лагерю, желая вернуться в палатку и забраться под одеяло. Стоит поспать, день завтра будет долгий…

      Глухой удар и треск заставили его резко обернуться.

      – Похотливая мерзость, – зашипела Паучиха. – Да отвалятся твои чресла,