Счастливая жизнь зарубежного человека. Повести и рассказы. Юрий Серебрянский
Читать онлайн книгу.
сени, с выходом во внутренний двор. Свет попадал только сквозь грубые щели в стене. За правой дверью – жилое помещение – две совмещенные комнаты. Спальня и зал. Дедовская ширма, из-за которой он в голос зевает, засыпая. Сени заканчиваются ступеньками, ведущими в кухню. В детстве меня очень интересовал внутренний двор – он крытый, сверху хранится сено. Там рождаются и вырастают дикими котята, которых кошка приводит на кухню уже подросшими. Они выгибаются дугами, фыркают, дико глядя на исходящий паром электрический самовар на столе. В конце застеленного толстыми, скользкими от птичьего помета досками внутреннего двора – запертая щелистая дверь. Поросенок. Бабушка каждое утро отдает ему дань – ведро парного молока с двумя раскрошенными булками белого хлеба. К хлебу в деревне особое отношение. Когда бы я не пошел в сторону магазина, всегда требовалось «захватить булок шесть».
Хлеб – еда и корм.
В сенях было холодно. Сашок отрезал ножом полоску мяса с освежеванной кроличьей тушки и предложил мне. Мы мало общались. Он был поглощен конюшней, а я равнодушен к лошадям.
Однажды зимой соседка, бабка по имени Синька, жена, кстати, того старика из электрички, попросила Сашка повесить собаку, воровавшую кур. Рядовое, никому не удивительное событие. Нужно жить в деревне, чтобы понимать это. Дети рубили курам головы с того момента, когда могли поднять топор. И моментального взросления не наступало.
Вечером Сашок отвел собаку за поводок в лесополосу и там повесил на поводке.
Спокойно поужинал дома, потом оделся и вернулся.
Он отвязал от дерева окоченевший труп, приволок его, цепляющегося раскоряченными агонией замершими лапами за ветки, и установил на пороге дома старухи. Заиндевелый поводок торчал пятой лапой.
Жаль, что мы редко общались.
К ночи у меня поднялась температура. На кухне варились пельмени, сидели распаренные после бани родственники. Мне налили стакан медовухи, заставили выпить и немедленно отправили спать.
Дедушкина подушка пахла так же, как в детстве, телевизор остался прежним, часы с мутным пластиковым стеклом. Но сама деревня изменилась.
Осенью здесь было нечего делать. Но хуже всего то, что изменилось отношение ко мне, приехавшему по делу. Каникулы мои закончились. И других уже не предвиделось.
В девяносто четвертом тир сожгли недоброжелатели с барышского рынка. Мы прекратили возить товар в Россию.
Я поступил в университет.
Южный крест
Волны накатывали с шипением убегающего из турки кофе. Самого моря мы не видели. Непочтительно сидели к нему спиной. Бар был так устроен.
Да и какое море ночью. Тьма, сливающаяся с тьмой, очерченная похожей на вытянутое созвездие полоской прибрежных огней.
Мы называем Иссык-Куль морем. Он соленый, и, если не приглядываться, дальнего берега не видно.
Песок и воздух. Свежий морской воздух.
Отдыхающие – алматинцы. В городе