Я иду к тебе, сынок!. Александр Никонов
Читать онлайн книгу.
Спиридоновна вмиг оживилась:
– А мне больше ничего и не надо, милые мои. Спасибо – самая лучшая награда за труды человеческие. Вот говорят: «спасибо» да «спасибо», а откуда происходит это слово – забыли. А произошло оно от старинного – спаси Бог. А теперь идите, спаси вас Христос, дочки, – напутствовала их старушка у порога.
По улицам мела сухая снежная поземка, таща по тротуарам остатки ржавых листьев, обертки, упаковки, дергая за полу пальто редких прохожих, заставляя прятать лица в воротники и торопиться по своим делам. Редкие машины на этой тихой окраинной улице елозили по обледеневшему асфальту, и по губам водителей даже сквозь лобовые стекла можно было понять, каким языком они «расхваливают» зиму и родную власть.
– Надо же, – тараторила, семеня ногами, Галина – и денег не взяла. Вот это бабушенция! Глаза у неё! – как рентгеном она тебя просвечивает, cловно шкурку она тебя выворачивает. Жуть! Когда она на меня цыкнула, я чуть не обоср…
– На кой… – «чёрт» чуть было не сорвалось у Маши с языка. – На кой ляд ей деньги. Эта золотая старушенция душой живёт да верой своёй. Не то, что мы: деньги, тряпки, шмотки, машины, гаражи… Да провались они пропадом! Если на душе покоя нет, то её никакие богатства не успокоят. Не знаю, есть он там или нет… Погоди, – остановилась Маша, – а как же она про отцовский-то сон узнала? Ведь я ей ничегошеньки про него не говорила.
– Э-ё-ё, мать, ты такие загадки загадываешь! Спроси чего полегче. А всё-таки старушку-то я отблагодарила, – ввернула вдруг Галина.
– Как – отблагодарила, – опешила Маша.
– Да не боись, подруженция, я ей пачку конфет тихонько под платок положила. Это же не деньги, значит, не оплата и не взятка, а просто презент. Ну, ладно, пошли ко мне, что ли, вдарим по пташечке, а то я закоченела совсем.
«Кажется, затопили по-настоящему», – подумала Маша, входя в Галкину комнатушку в общежитии. Тепло от батареи подняло скопившуюся за лето пыль и гоняло её по всей комнате, так что свербило в носу и першило в горле. Кашляя, она укорила подружку:
– Хоть бы пыль-то протёрла, дышать нечем.
Но Галина на её реплику не обратила никакого внимания, распахивая буфет, в котором стоял ряд закрашенных белой краской бутылок из-под кефира, спросила:
– Тебе чего: рому, коньяку или ликёру?
Маша знала, что на Руси воровали, воруют и будут воровать, но сама она даже при самых благоприятных стечениях обстоятельств никогда не брала ни чужого, ни государственного. Даже когда мать с отцом выметали из кузова машины остатки зерна или комбикорма, мать всегда как бы с укором самой себе говорила: «Ну разве стала бы я этим заниматься, если бы государство продавала все это в магазине». Она и подругу не осуждала, что толку осуждать, если за её адскую работу платили копейки, да и тех на месяц на хлеб не хватало. Вот и тащили бабенки с фабрики шоколад, конфеты, сахар, а в молочных бутылках протаскивали через проходную