Деньги почти кончились, следовало искать способы где-то подработать хоть сколько-то. Поэтому однажды он опять появился на Рыночной площади, уже с новеньким мольбертом в руках. Пшемислав и Лех встретили его радостно, как родного. Похоже, они действительно проводили здесь все свои дни.

      Сначала он смущался и волновался, когда к нему садились за портретом. Но очень скоро пообвык, и его карандаш легко, будто бы сам собой, скользил по листу бумаги. Портреты у него выходили чуть другие, не такие, как у всех остальных здесь. Женщины получались немного загадочней, чем в жизни, а у мужчин на лицах обязательно проступала какая-то собственная, особая индивидуальность. Выглядело это слегка странновато, подчеркнуто и непривычно, но именно из-за необычности его портретов, к нему частенько выстраивалась очередь из двух-трех человек, чтобы сесть на стульчик перед ним. Деньги за портреты получались, конечно, совсем небольшие. Но это было хоть что-то, можно было купить еду и самое необходимое.

      Как-то в середине дня, когда он сидел среди художников, увидел на другой стороне площади Диту. Она медленно брела вдоль витрин магазинов, рассматривая выставленные за стеклом товары. Ее светлые волосы опять были распущены и мягким водопадом стекали вдоль спины, в руках – огромная летняя сумка с вышитыми на ней разноцветными бабочками. Она показалась ему такой родной, своей, что он чуть не побежал через площадь, чтобы немедленно оказаться рядом с той, кто частенько занимала его мысли. Но это было невозможно. Он сам запретил себе мешать ей. Зачем ей его проблемы, и то, что осталось в его прошлой жизни? Пока он может только мечтать, что когда-нибудь придет к ней совсем другим человеком. Полюбовавшись издали, он так и не осмелился подойти.

      А Адам стал часто куда-то отлучаться, пропадать. Иногда даже он не возвращался ночевать, и Берцик ждал его, волнуясь, не случилось ли чего. К этому парню он чувствовал что-то, сходное с родительской привязанностью. Он даже переживал за него, беспокоясь, как бы не влип в плохую историю.

      Когда Адам все-таки появлялся дома, пытался расспрашивать. Но тот только отводил в сторону глаза и что-то невнятно бурчал в ответ. Приходилось оставлять его в покое. Но сам продолжал волноваться.

      Как-то постепенно, незаметно для себя он все больше сближался с Пшемиславом и Лехом. Художники оказались открытыми,