– Смотри, кто это у нас? – Софья приподняла младенца на руках. – Мама, да? Мама.

      – Доброе утро! – сказала Вита, на этот раз искренне. – Пора кушать, маленький, проголодался?

      Она села в кресло, приняла малыша у Софьи, освободила налитую грудь.

      – Ай! – удивленно вскрикнула Вита, когда Тема жадно впился в сосок. – Ночь нормально прошла? Не кричал?

      Софья отошла к пеленальному столику, усмехнулась:

      – Спал как младенец.

      – Ты не видела Филиппа?

      – Он уехал еще до рассвета.

      Вита нахмурилась, вспомнив, чем вчера, вернее, уже сегодня у них все закончилось. Нехорошее предчувствие только усилилось.

      – Так, ты не переживай, а то он почувствует. Уже глазенки испуганно таращит.

      Вита посмотрела на сына, увлеченно чмокающего губками, глазенки и впрямь были широко раскрыты. Надо успокоиться, взять себя в руки.

      – О, вот и папаша.

      Филипп стоял на пороге детской и смотрел на нее.

      – Ты завтракала? – спросил он как ни в чем не бывало.

      – Нет, сначала Тему покормить хотела.

      – Тогда жду тебя внизу. Гостей выпровожу, и позавтракаем вдвоем, по-семейному, – Филипп усмехнулся. – Черт, не верю, что у меня семья есть.

      Вита улыбнулась. В мягком утреннем свете, с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами, в приспущенном с плеча платье и с младенцем у груди она была невыносимо прекрасна. Филиппа будто резанули ножом по сердцу, не имел он права на нее даже смотреть, не то что женой называть. Самый чистый и светлый образ – мать, кормящая ребенка, и не ему, Дьяволу, им любоваться. Все в комнате казалось таким правильным, нужным: и свет, искрящийся в волосах Виты, и младенец у нее на руках. И лишь он – лишний.

      Филипп провел ладонью по волосам, прогоняя дурные мысли.

      – Помочь тебе подарки разобрать после завтрака?

      Вита удивленно взмахнула ресницами. Филипп усмехнулся. Да уж, не Дьяволу такие предложения делать.

      – Да, – ответила она и подняла Темку, положив на плечо, чтобы срыгнул, беззастенчиво оставив грудь открытой. Такая естественная и правильная в своей непосредственности, что Филипп со всей ясностью осознал, если с ними что-нибудь случится, ему останется только пулю себе в лоб пустить.