Но в эту секунду из-за угла вынырнула та, которую мы никак не ждали сегодня увидеть и которой мы были совсем не рады. Бригадирша Галька Семиярова. На голове у неё пышный рыжий парик, сама она полненькая, маленькая и милая, на первый взгляд. Но стоит ей заговорить – сразу перестаёшь замечать её маленький рост. Голос у Гальки, как у отставного офицера – крепкий, громкий, уверенный. Офицерские замашки проявляются ещё перед началом смены, когда она громогласно объявляет, кто в какой цех был распределён. Распределители эти, коих никто не видел и никто не знает, имели на нас, на рабочий люд почти судьбоносное влияние. Только от них зависит, будешь ли ты почти на улице на холодном складе разбирать толстые упаковки картонных полотен, кутаясь в грязный бушлат – свою куртку жалко ведь пачкать. Или ты попадёшь в конфетный цех, чистенький и вкусно пахнущий. В конфетном цехе работа идёт размеренно, скорость линий настроена на щадящий режим и конфетки едут медленно – втроём там и делать нечего, не то что семерым, потому и конфетоукладчицы ходят медленно, курят с удовольствием, обедают по часу и вообще радуются жизни, не в пример остальным. Попасть туда на смену мечтает каждая из работниц.

      Но самоё страшное даже не холодный склад с полотнами картонных коробок. Самый треш это попасть по распределению на завод по производству полуфабрикатов, находящийся по соседству. Целый день ты лепишь из холодного фарша котлеты, ощущая себя ребёнком, который пришёл сюда, чтобы восполнить утраченное время в песочнице. Берёшь дурацкие формочки, суёшь туда холодный и противный фарш и шмякаешь об стол, чтоб на выходе получилось романтическое жирное сердечко. Упаковку таких сердечек купит какой-нибудь старичок по акции в супермаркете, пожарит и без всяких эмоций проглотит. А потом скривится от того, что котлета ему недостаточно вкусная. На хрена ему это сердечко? О чем думают технологи: что старикашка умилится котлетке, уронит слезу и в порыве чувств не заметит в сердечке львиную дозу сои и муки? Маркетинг, блин.

      Пока ты засовываешь серый, липкий фарш в формочки, позади тебя не закрывается дверь в холодильную комнату. Рабочие постоянно везут туда горы свежеслепленных пельменей, котлет и вареников. А из морозильной комнаты они везут на фасовку уже замороженную продукцию, а ты стоишь в трёх метрах и вся трясёшься. Ноги трясутся от холода, задница трясётся от холода, живот трясётся от холода, посиневшие губы трясутся от холода и все тело порывается бежать, спасать себя. Но непослушными задубевшими руками ты, как идиотки кусок, шмякаешь  и шмякаешь сердечки об стол. Шмяк-шмяк, шмяк-шмяк. И ещё девять – десять женщин: шмяк-шмяк, шмяк-шмяк!

      Потом эти десять женщин сидят в курилке. Курилка, слава богу, на этом заводе находится в здании и представляет из себя комнатку 8 на 8 с вытяжкой, которая никак не помогает. Так вот, на четырёх лавках у четырёх стен, в густом облаке дыма, в котором даже подкуривать сигарету не нужно (подышишь и уже накурился) отдыхают и смотрят друг на друга в немом отупении десять истинных