Мода и границы человеческого. Зооморфизм как топос модной образности в XIX–XXI веках. Ксения Гусарова
Читать онлайн книгу.
двенадцать были до крайности уродливы»17 (Там же: 197). Столь непосредственное отождествление «женщин высших классов» и домашних кур скорее редкость для текстов Дарвина, однако такие эксплицитные аналогии задают вектор интерпретации, позволяющий прочитывать в подобном ключе и те пассажи, где параллель не проводится напрямую – и далее мы увидим, как читатели Дарвина настойчиво это делают. Так, наблюдение Дарвина, что в высшей степени декоративные «<и>спанские, польские и гамбургские куры утратили инстинкт высиживания» (Там же: 182), будет незамедлительно подхвачено Элайзой Линн Линтон в ее очерках о «современной девушке» и о «модной» матери, не способной думать ни о чем, кроме нарядов и развлечений.
Если естественный отбор, по Дарвину, сохраняет только полезные приспособления и в этом смысле действует «в интересах» животных, то селекция зачастую имеет противоположный эффект: «так как сила отбора будет направляться по желанию человека, а не ради блага самой птицы, то все накопленные уклонения будут, несомненно, носить ненормальный характер, в сравнении с строением голубей, живущих в естественном состоянии» (Там же: 147). К концу XIX столетия, на волне, с одной стороны, движения за права животных, а с другой, растущей «моральной паники» по поводу вырождения цивилизованного мира, все чаще будут звучать голоса, объявляющие селекцию безусловным злом, однако для Дарвина это, конечно, было не так. Допуская порой в отношении рассматриваемых явлений моральные и эстетические суждения (в основном весьма характерные для его времени и социального круга), Дарвин в первую очередь стремился выявить и проанализировать закономерности природных явлений, понимаемых им как объективные, нейтральные с нравственной точки зрения данности.
В этом смысле появление и исчезновение видов, усложнение и упрощение строения живых организмов для Дарвина были во многом равнозначными феноменами, иллюстрирующими одни и те же законы. И даже крайности, к которым могла приводить селекция, рассматривались как направленный определенным образом результат действия природных принципов: «Ошибкой будет сказать, что человек „вмешивается в дела природы“ и производит изменчивость. Если человек бросит кусок железа в серную кислоту, то, строго говоря, нельзя сказать, что человек делает сернокислое железо: он только дает избирательному сродству вступить в действие. Если бы организованные существа не обладали присущей им склонностью к изменениям, то человек не мог бы ничего сделать» (Там же: 27–28). Абсолютизация законов природы и помещение человека внутрь природного мира, в качестве его органичной части, не отличающейся существенным образом от других живых существ, позволяли Дарвину видеть в моде также своего рода «естественный» феномен. Как мы увидим в следующем разделе, подобная «натурализация» одежды, в первую очередь в контексте полового отбора, станет ключевым элементом интеллектуального наследия Дарвина, воспринятым науками о человеке второй половины
В этом вопросе с Дарвином могла бы согласиться известная изготовительница корсетов (как модных, так и ортопедических) Рокси Каплин, настаивавшая на необходимости упражнений для развития спинной мускулатуры. См.: Caplin 1864.