Насилие. Микросоциологическая теория. Рэндалл Коллинз
Читать онлайн книгу.
(а также животных) плотно прижаты друг к другу, а войскам для нанесения значительного урона противнику приходилось сближаться на расстояние досягаемости ручного оружия. Помимо наступательной паники, существуют и другие способы нанесения противнику тяжелых потерь – особенной эффективностью в данном случае отличаются артиллерийские обстрелы и бомбардировки с больших расстояний. Но ключевой момент заключается в том, что в современных войнах редко происходят решающие сражения, хотя иногда эти сражения сопровождаются масштабными убийствами без наступательной паники20. Современные сражения не относятся к тем самым явным драматическим событиям, которые все стороны воспринимают как катастрофу, приводящую к окончанию войны или отдельной кампании. Современные сражения приносят преимущественно кровавый ничейный результат, как это было в большинстве многомесячных битв на Западном фронте Первой мировой войны21.
В современной крупномасштабной войне случаи наступательной паники, как правило, имеют эпизодический характер, хотя сама эта схема остается актуальной и сегодня. Конфликты в мирной жизни чрезвычайно напоминают сражения древности, а то и племенные войны, в чем можно убедиться на примере бандитских разборок, массовых беспорядков на этнической почве и полицейского насилия. Если в подобных столкновениях используется огнестрельное оружие, то почти всегда это происходит на близком расстоянии по модели «наступательная паника/избыточное насилие», при этом в каждом конкретном инциденте наблюдается резкий дисбаланс потерь не в пользу одной из сторон. При оптимистичных сценариях будущего мобилизация крупных армий может стать редким событием, однако столкновения с участием этнических групп, толп и полиции, а также менее масштабные гражданские конфликты и антипартизанские войны отчетливо остаются в пределах модели насилия, в которой преобладает наступательная паника.
Чрезмерная жестокость в мирное время
В нормальном течении жизни в современном государстве именно оно заявляет о своей монополии на насилие, тогда как от всех остальных субъектов ожидается «поддержание мира»; государственным агентам при этом предписывается сводить дозволенное им насилие к необходимому минимуму. Однако подобные идеальные установки нередко сталкиваются с микроситуационной динамикой наступательной паники. Результатом этого столкновения становится чрезмерная жестокость, которая сопровождала деятельность по охране правопорядка на протяжении всей ее истории, но начиная с 1990‑х годов она оказывается в центре громадных общественных скандалов в ситуациях, когда подробности соответствующих инцидентов получают гораздо более широкую огласку благодаря баллистическим экспертизам, видеозаписям, а также нарастающему вниманию к новостям и реакции политиков на полицейское насилие.
Один из таких нашумевших случаев произошел в феврале
Случаи, когда локальное разгромное поражение влечет за собой деморализацию и дезорганизацию целой армии, по-прежнему имеют место даже в условиях современной механизированной войны. В качестве примеров можно привести катастрофическое отступление итальянской армии после сражения при Капоретто в 1917 году и реакцию французской армии на немецкий блицкриг в 1940 году. Основные особенности наступательной панической атаки воспроизводятся на макроуровне, когда одной из сторон удается парализовать противника, навязав ему собственный эмоциональный ритм. Во время войны в Персидском заливе в феврале 1991 года иракские войска перешли к паническому отступлению на автомобилях, устремившихся по шоссе из Кувейта в направлении Ирака. Их безжалостно обстреливали американские летчики – эта военно-воздушная версия наступательной паники привела к тысячам жертв, а пилоты докладывали о результатах своих действий в состоянии восторга от стрельбы по легким целям. В рамках конвенциональной стадии войны в Ираке в марте – апреле 2003 года нападения американцев настолько дезорганизовали иракскую армию, что она испарилась – организованное сопротивление оказали лишь немногие ее подразделения. Как и в случае с наступательной паникой в менее крупных масштабах, соотношение потерь победителей и проигравших было крайне диспропорциональным. У немцев во французской кампании 1940 года потери составили 1:150 солдат противника, тогда как практически вся французская армия оказалась в плену; в Войне в заливе потери США составили 1:3000 солдат противника, при вторжении в Ирак – 1:1400, а для Ирака обе эти войны привели к дезинтеграции армии, которая насчитывала сотни тысяч человек [Biddle 2004; Lowry 2003; Murray, Scales 2003] (см. также: www.icasualties.org/oif). На ситуационную природу таких расхождений в потерях указывает тот факт, что относительный уровень потерь армии США оказался гораздо выше на стадии партизанской войны, которая последовала за оккупацией Ирака, когда обе стороны вели боевые действия без распада своих организационных структур.
В то же время стоит упомянуть, что события развивались совершенно иначе на Балканском театре Первой мировой, где в итоге произошел классический обвал фронта с далеко идущими политическими последствиями. После затяжного противостояния сторон на Салоникском фронте, начавшегося осенью 1915 года, войска Антанты в сентябре 1918 года смогли всего за две недели нанести решающее поражение Болгарии, выведя ее из войны. После этого военные действия были перенесены на оккупированную Австро-Венгрией территорию Сербии, освобожденную в течение месяца, а затем сербская армия, почти не встречая сопротивления, заняла исторически входившую в состав Венгрии территорию Воеводины (регион к северу от Савы и Дуная), которая по итогам войны была присоединена к Королевству сербов, хорватов и словенцев и в настоящий момент является автономным регионом Сербии