Над омраченным Петроградом

      Осенний ветер тучи гнал,

      Дышало небо влажным хладом,

      Нева шумела. Бился вал

      О пристань набережной стройной,

      Как челобитчик беспокойный

      Об дверь судейской. Дождь в окно

      Стучал печально. Уж темно

      Всё становилось. В это время

      Иван Езерский, мой сосед,

      Вошел в свой тесный кабинет…

      Однако ж род его, и племя,

      И чин, и службу, и года

      Вам знать нехудо, господа.

      Начнем ab ovo:[1] мой Езерский

      Происходил от тех вождей,

      Чей дух воинственный и зверской

      Был древле ужасом морей.

      Одульф, его начальник рода,

      Вельми бе грозен воевода,

      Гласит Софийский хронограф,

      При Ольге сын его Варлаф

      Приял крещенье в Цареграде

      С рукою греческой княжны;

      От них два сына рождены:

      Якуб и Дорофей. В засаде

      Убит Якуб; а Дорофей

      Родил двенадцать сыновей.

      Ондрей, по прозвищу Езерский,

      Родил Ивана да Илью.

      Он в лавре схимился Печерской.

      Отсель фамилию свою

      Ведут Езерские. При Калке

      Один из них был схвачен в свалке,

      А там раздавлен, как комар,

      Задами тяжкими татар;

      За то со славой, хоть с уроном,

      Другой Езерский, Елизар,

      Упился кровию татар

      Между Непрядвою и Доном,

      Ударя с тыла в кучу их

      С дружиной суздальцев своих.

      В века старинной нашей славы,

      Как и в худые времена,

      Крамол и смуты в дни кровавы,

      Блестят Езерских имена.

      Они и в войске и в совете,

      На воеводстве и в ответе

      Служили князям и царям.

      Из них Езерский Варлаам

      Гордыней славился боярской: