Похороны матери были короткими и ужасными. После похорон Тоби с отцом уселись в ободранной кухне. Они выпили упаковку пива – Тоби две банки, отец четыре. Потом, когда Тоби легла спать, отец пошел в пустой гараж, сунул «рюгер» в рот и нажал на спусковой крючок.

      Тоби услышала выстрел. Она сразу поняла, в чем дело. Она видела карабин, стоящий за дверью в кухне; конечно, отец его выкопал не просто так, но Тоби не позволила себе думать о том, зачем ему это могло понадобиться.

      Она не хотела видеть то, что там, на полу гаража. Она лежала в кровати, пытаясь заглянуть в будущее. Что делать? Если сообщить властям – да хоть доктора вызвать или «Скорую помощь», – они увидят пулевое ранение, потребуют сдать ружье, и Тоби окажется в беде как дочь уличенного преступника, владельца запретного оружия. И это еще в лучшем случае. Могут и в убийстве обвинить.

      Через какое-то время – ей казалось, что прошли часы, – она заставила себя встать. В гараже она старалась не очень приглядываться. Она завернула все, что осталось от отца, в одеяло, потом в толстые, особо прочные мешки для мусора, заклеила липкой лентой и похоронила под плитами дворика. Она ужасно переживала, что пришлось так сделать, но отец ее понял бы. Он был практичен, но под покровом практичности – сентиментален: мощные электроинструменты в гараже, розы на день рождения. Если бы он был только практичен, он бы явился в больницу с документами на развод, как делали многие мужчины, когда их жены заболевали чем-нибудь, требующим больших расходов, и становились инвалидами. Мать выкинули бы на улицу. Отец избежал бы банкротства. Вместо этого он потратил все деньги, какие были у семьи.

      Тоби была не очень верующая; у них в семье никто не верил. Они ходили в местную церковь, потому что так делали все соседи и потому что это полезно для бизнеса, но Тоби слыхала, как отец говорил – в узком кругу, после пары стаканов, – что на амвоне слишком много жуликов, а на скамьях – дураков. Тоби все же прошептала короткую молитву над каменными плитами дворика: «Прах еси и в прах обратишься». Потом засыпала песком