кот, на макушке ушки,

      книжки и сны под подушкой,

      ты заходи еще.

      что там поет кукушка?

      я хоть один в комнатушке,

      слышу тебя хорошо.

      запахи рос и грейпфрута,

      волосы цвета смуты,

      красные щеки и нос.

      руки нежные, снежные,

      взгляды теплые, важные.

      что ж мне тогда не спалось?

      думалось о неизбежном мне.

      города фары ближние,

      мы тут одни, мы лишние,

      истина не в вине.

      голода мысли страшные —

      маленькая и отважная,

      важная ты мне,

      тихо зайди домой.

      умойся и все забудь.

      обними его всей душой.

      а я как-нибудь. как-нибудь.

      понятно одно —

      все катится в поднебесье,

      когда я пою вам песни,

      когда мы пьем с вами вино,

      осуждая о чести

      и святости бородино.

      повесьте на шею крестик

      бог с вами, милая, мы не в кино,

      и даже были бы если.

      все кружится в мира экране,

      когда я прячу весь финский залив,

      вас, милая, разлюбив,

      в дырявом кармане,

      чтобы сберечь

      для других нежных

      и тихих

      плеч.

      клянусь на коране,

      библии и таро —

      увидел в других глазах серебро.

      в их теплом продрог,

      сказали мне, что не обманут.

      в них бог,

      он с нами.

      милая,

      вам давно

      смешно и лукаво

      от этих снов.

      вы правы, мне не дано

      выжить, вдохнув отравы

      и другой черной славы

      вновь.

      проснись.

      все катится в поднебесье,

      вниз.

      переверните листок.…

      привет, свет.

      моя любовь

      идет за мной

      на восток.

      колотые орехи, недели без табака,

      как во время любить на века,

      оказалось, любить не к спеху.

      ты теперь далека, далека.

      поёшь мантры Эдит Пиаф,

      облаков собираешь хрусталь.

      «я