– Но что это? Что это за кваканье раздаётся? – воскликнул Заратуштра и так на время прервался полёт роя его мыслей.

      – Это не жаба, это – прообраз философа, которой родится скоро и станет горем нации трудолюбивых тевтонов, – откликнулся Татхаагата, пристально глядя на прыгающее создание. – Не будет никогда в истории ни одного примера народа, которому бы его философия вернула утраченное здоровье, но обратных примеров будет множество! Ни к одному из собеседников он не обратится «Говори, чтобы я мог тебя видеть!», но будет сам отворачивать и прятать глаза при встречах с источниками Разума выше его, то есть отворачивать глаза всегда. А всё человечество земное он будет делить на людей и русских, утверждая, что русские – не народ, а почва.

      Природа отличает своих избранников такою яркою печатью достоинства, что её замечают даже дети, но на его лице самым разборчивым почерком будет написано природою столь знакомое ей название «дюжинная голова»… – жалкий шарлатан с лицом трактирщика!

      Во всей истории литературы и древнего и нового времени не найдётся другого примера такой ложной славы, какая выпадет на долю его учения, распространив славу этого головогубительного философастера и его паскудной околесицы во все края; все похвалы ему будут исходить не из смысла, а из умысла. Всякого рода и возраста учащиеся и учившиеся на основах его крючкотворства будут обыкновенно иметь в виду только сведения, а не уразумение; всяк будет предпочитать верить, но не проверять. Перед внушительною учёностью таких многознаек, у которых книжками выжжен нерв самостоятельного мышления, я предполагаю: «О, как мало они должны были думать, чтобы иметь возможность так много читать… и так много писать! Хорошее вдвойне хорошо, только если коротко!»

      Моё открытие Четырёх Благородных истин он назовёт звучанием эха своего бреда, «религией в-себе-бытии, религией субстанций», сам не понимая того, что сказал. Вера, основанная Третьим, вообще останется за пределами места пребывания того, что должно быть мозгом, но в индивидуальном исполнении природы окажется только ниточкой, стягивающей его уши. В абсолют он возведёт религию Второго; вернее, то, чем он посчитает религию Второго, но по сути она будет к тому времени уже религией Неопознанного Совестью, лишь фрагментами сдобренной историей Его Подвига. Его обезличенный интеллект приведет его к распутству комедианта, вырядившегося в сутану с капюшоном женщины-«истины».

      Если бы на листке бумаги было возможно напечатать произведённую им градацию имперских религий, затем размножить и развесить на стенах всех домов планеты, то гарантия возникновения мировой войны была бы обеспечена! И, о горе! – тут Татхаагата увидел потрясшее его: – Эти войны свершились! О горе!

      – А не лучше ли прибить эту жабу сейчас и немедленно?! – вопросил Заратуштра. Но тут жаба словила крылое создание и шустро ускакала в ближайшие кусты.