Подробно и обстоятельно

      разлука нам лоб холодит.

      Присутствие необязательно.

      И даже, пожалуй, вредит.

      Иначе душа и не тронется

      в такой вот смертельный полёт

      и всей сумасшедшею звонницей

      не грянет о каменный лёд.

      Треснул лёд, и голуби взлетели,

      чистота арбузная звенит, —

      это утро пятого апреля

      весело мне щёки леденит,

      это сердце, как воздушный шарик,

      глупое, висит на потолке,

      и любви бесхитростный фонарик

      сам собою светится в руке.

      Её как хочешь, право, назови —

      наивная обидеться не сможет:

      она несёт простой флажок любви,

      и самомненье душу ей не гложет.

      Как дурочка, всё плачет да поёт,

      и падает, и ссадины не лечит…

      И время разворачивает ход

      и о тебе из прошлого щебечет.

      Выручай же, Москва! Не впервые…

      Выводи из беды и игры:

      прячь в свои переулки кривые,

      в потайные лепные дворы;

      я почти неприметною стану, —

      да и кто разглядит на бегу

      как сияет открытая рана

      в неказистом арбатском снегу.

      Задумаешься – а уже суббота,

      и за окном светлеет небосвод,

      метёт метель, сползает позолота,

      скрипичный ветер в форточке поёт.

      Но у души ещё ночное зренье

      ему прозрачен остов бытия:

      скелет листа и каждого растенья,

      и тайный план узорного шитья…

      Сомкни глаза, душа, ночная птица, —

      твоё заданье – весело страдать,

      и щебетать, и верить в небылицы,

      и босиком под форточкой стоять.

      Думай, читай свои книги до дыр,

      воин – охотник – старатель,

      чтобы высокий раздробленный мир

      тайный открыл знаменатель,

      мучайся несколько жизней подряд

      сам распадайся на части, —

      но освети этот брошенный сад

      детским фонариком счастья:

      там, наполняя усталый зрачок

      лиственным шорохом влажным,

      вечно поёт одинокий сверчок

      в склеенном доме бумажном.

      Но мы с тобой умрём, – и это расставанье

      мне нечем заглушить, – но я тебя люблю.

      в обителях пустых, скрывающих названье,

      заранее брожу – и голос твой ловлю;

      и знает