Такая вот… Дети войны. Аркадий Макаров
Читать онлайн книгу.
заметив с каким вожделением, я облизываю губы, протянула мне еще два завернутых в золото кирпичика, которые тут же оказались у меня во рту, насыщая сладостью гортань.
Но все проходит. Осталось только вспоминание вкуса.
Да здравствуют все женщины на свете!
Да здравствует Валентна!
Ощущая свою вину, я подошел к Васятки и сказал, что пойду снова смотреть – не приехал ли за нами дядя Гоша. Брат только раздраженно махнул рукой» и прижал к себе свою спутницу, закрыл ее широким и сильным телом.
На улице, конечно, никаких саней «голубков» и никакого Гоши не было, лишь ветер, развлекаясь, сдувая с крыш, как с молока, белую пену.
День был серым и скучным. Возвращаться в помещение станции не хотелось: я, понимая, что мое присутствие там излишне, нежелательно, и лучше от этой парочки быть в стороне. Но стоять просто так на морозе было холодно, и я отвернул у старой ватной шапки уши, завязал тесемки у подбородка и стал, оглядываясь, думать – чем бы еще заняться, чтобы не окоченеть основательно.
Улица была длинная, в конце улицы стояла одинокая ветла, как закутанная в платок баба» вышедшая на дорогу провожать своих родимых.
В большинстве русских поселении на краю, обочь дороги, всегда можно было увидеть одинокое дерево, как символ, как напоминание о том, что тебя провожают, что тебя будут ждать и, возвращаясь в родное гнездо, ты встрепенешься сердцем, увидев при дороге старушку-мать, или, когда матери уже не будет на белом свете, одинокая ветла напомнит тебе о ней, будет поджидать тебя, и былое обернется явью, и ты отмахнешь рукавом соринку, попавшую в глаз, и ускоришь шаги в ожидании невозможного…
Но я тогда об этом еще не думал, не было у меня еще длинных дорог. Я думал как можно быстрее добежать до ветлы той, прикоснуться к ней ладонью» постоять рядом: дальше раскинулась заснеженная степь без конца и края, а за этим заснеженным простором, мой дом, где теперь жарко натоплена печь, где мать, подоив корову, гремит посудой, готовясь к завтрашнему празднику, и. старый, прокудный кот ластится к ногам, выпрашивая пузырящегося после цедилки, теплого молочка.
«Андел прилетел! Андел!» – всплеснет руками… Бежать было легко и весело. Улица расступалась передо мной, снег бил плотным, и лишь редкие собаки, спохватившись, не со злом, а так, для порядка, лаяли мне вслед. Вот оно и дерево»! Заледенелая кора не грела, и пальцы стыли на ней, как на жести. Стая ворон, стряхивая на землю снег, поднялась с веток, покрикивая на меня недовольно и зло, бесцельно покружились и снова сели каждая на свое место.
Ни впереди кого! Лишь кустики придорожной полыни зябко вздрагивали, подставляя свои сухие метелки порывам ветра.
От продолжительного бега я почти согрелся, и обратно возвращался шагом. Незаметно, крадучись, дворами, как лазутчик, пробирался вечер.
Низкие сумерки. В окнах станции зажглись желтые огни. Над покатой ее крышей, то, припадая к ней, то, поднимаясь, залохматился из трубы дым. На ночь топили