Я провела пальцами по листку, нащупывая углубления в тех местах, где ручка слишком сильно надавила на бумагу, почти до дырки. Я так и видела, как Джейк пишет эту записку: царапает злые буквы корявым почерком, перечеркивает строку за строкой, когда не выходят нужные слова, а то и ручку ломает огромными пальцами – тогда понятно, откуда взялись кляксы. Я так и видела, как ярость стягивает его брови к переносице и бороздит морщинами лоб. Будь я с ним рядом, могла бы и расхохотаться.

      «Да ладно тебе, Джейк, – сказала бы я. – Не напрягайся, выкладывай все, как есть».

      А вот сейчас смеяться совсем не хотелось. Я в сотый раз перечитывала слова, которые уже выучила наизусть. Его ответ на мою умоляющую записку – переданную Чарли через Билли, будто мы и впрямь во втором классе – меня не удивил. Я знала, что скажет Джейк, еще до того, как вскрыла конверт.

      Удивляла только боль, которую причиняла каждая перечеркнутая строчка – словно края букв резали острее ножа. Кроме того, за каждой незаконченной от злости фразой стояла неисчерпаемая обида, а за Джейкоба мне было больнее, чем за себя.

      Мои размышления прервал запашок горелого, донесшийся из кухни. В нашем доме, если кто-то кроме меня готовит ужин, впору удариться в панику.

      Я сунула измятую бумажку в задний карман, мигом слетела по лестнице и успела в последний момент: банка с соусом для спагетти, которую Чарли поставил в микроволновку, совершила всего один оборот. Я рванула дверцу.

      – Что-то не так? – недовольно спросил Чарли.

      – Па, сначала надо крышку снять. Микроволновки металл не любят. – Я выхватила банку, открыла ее, вылила половину соуса в чашку, потом поставила чашку в микроволновку, а банку обратно в холодильник; установила время и нажала кнопку «старт».

      Чарли наблюдал за моими манипуляциями, поджав губы.

      – Но макароны-то я правильно сварил?

      Я бросила взгляд на кастрюлю на плите – источник запаха, который и привлек мое внимание.

      – Помешать бы надо, – доброжелательно заметила я.

      Нашла ложку и попыталась разлепить разваренный комок, прилипший к донышку.

      Чарли вздохнул.

      – Что это на тебя нашло? – спросила я.

      Он скрестил руки на груди, хмуро поглядел на проливной дождь за темными окнами и проворчал:

      – Ничего на меня не нашло.

      С чего это Чарли взялся готовить ужин? И почему ходит такой хмурый? Эдвард еще не пришел: обычно отец приберегает такие штучки для моего парня, чтобы каждым словом и жестом подчеркнуть нежелательность его присутствия. Только не стоит напрягаться: Эдвард и без того прекрасно знает, как Чарли к нему относится.

      Я помешивала спагетти и, нервничая, по привычке прикусывала щеку изнутри, размышляя над словом «парень». Какой же он мне «парень»! Должно быть какое-то другое слово, более подходящее для выражения вечной привязанности… Но слова вроде «судьба» и «предназначение» в нормальном разговоре звучат по-дурацки.

      У Эдварда на уме было другое слово, и именно оно заставляло меня нервничать. Даже когда я произносила его про себя, у меня скулы сводило.

      «Невеста». Тьфу ты! От одной мысли трясти начинает.

      – Что-то я не пойму, с каких это пор ты готовишь ужины, – сказала