– Богатырёв, вы адекватный человек. Объясните своё решение предать Императора, бросить сложившуюся полноценную жизнь гражданина Супербиаграда, стать еретиком, перейдя из мендацианства в какую-то странную веру. Я искренне не понимаю этой глупости! – на следующий день Тальникова, чтобы не терять времени, с самого начала рабочего дня продолжила допрос повстанца.

      Герман поймал себя на мысли, что хочет провести рукой по её густым каштановым волосам, украсть из этого искусственного города, показать свой мир, свою веру. Тальникова до сих пор не отправила его на казнь. Почему? Зачем задаёт вопросы, не имеющие прямого отношения к делу? Может, есть искра, которая поможет этой девушке выбраться из окружавшего её обмана, предательства, заменителей чувств, еды – заменителей жизни?

      Богатырёву даже показалось, что он ей нравится как мужчина. Да нет – полный бред. Она – начальник, самодостаточная привлекательная стройная девушка. Он далеко не красавец. Хватит мечтать! Не сегодня завтра ей надоест с ним возиться – и будет отдан приказ о его казни.

      Тем не менее, она терпеливо ждёт ответа на свой вопрос. И он решился.

      – Мендацианство – ложная религия, выдуманная. Это религия Императора, где всё направлено на укрепление его власти. А я проповедую веру наших предков.

      – Вы еретик, – уверенно произнесла Тальникова. – Наш великий пророк Мендациан ввёл вашу религию под запрет из-за абсурдности и ложности, и вам это известно.

      – Петь весёленькие песни якобы духовного содержания, устраивать празднества для развлечения и приобщения молодёжи к этой псевдовере, выкрикивать имена Мендациана и Императора, падать перед портретом последнего на колени – это не религия, а сумасшествие, – пытался объяснить Герман. – И службу зачастую ведут самые настоящие черти. Люди даже не замечают их. Если раньше демоны были, как правило, невидимы для обычного человека, то сейчас эта нечисть действует в открытую. Что скрываться? Их никто не боится. Наоборот, с удовольствием сотрудничают.

      – Вы не правы, – категорично заявила девушка. – Те, кого вы называете чертями и бесами – обычные люди, мутировавшие после эпидемии. Нельзя же быть таким максималистом. Вы забыли о толерантности.

      – Толерантность? К кому? К бесам? – Богатырёву казалось, что Зоя не понимает или не хочет понять его.

      – Раньше вас это не смущало, – ехидно заметила она.

      – Скажем так: я был слеп, а теперь прозрел… Вам-то само́й комфортно в мендацианстве?

      Герман чувствовал, что его слова не доходят до девушки, что она по-прежнему останется пленницей этих лживых догм. Но он не сдавался. Он попытался научить Зою понимать истину, открыть ей глаза на то, что постиг в своём пути просветления.

      И тогда,