Русский Киев. Станислав Минаков
Читать онлайн книгу.
орий Сковорода
По Полтавскому Шляху, на Киев
командиры пехоту ведут.
Это наши полки слободские
за победой на запад идут.
………….
Мы не предали отчую славу
и над Лаврою свет золотой!
Постоим за Луганск и Полтаву,
за поруганный Киев святой!
На груди его широкой висел медный крест
Со святыми мощами из Киева, —
И погнулся крест, и вдавился в грудь;
Как роса из-под него кровь закапала…
Но, примерив хищный прищур Батыев,
раскормив кричащее вороньё,
целый день горит и дымится Киев
и бросает камни в окно моё.
В Киеве уже цветут каштаны,
с мостовой дождями смыло кровь.
Ты мне, друг, для каждой новой раны
по свинцовой пуле приготовь.
Русь не русская представляется мне диковинкою, как если бы родился человек с рыбьим хвостом или с собачьей головою.
По Полтавскому Шляху, на Киев
командиры пехоту ведут.
Это наши полки слободские
за победой на запад идут.
………….
Мы не предали отчую славу
и над Лаврою свет золотой!
Постоим за Луганск и Полтаву,
за поруганный Киев святой!
«Где каштаны по-русски лопочут…»
По счастью, в долгие годы харьковской жизни у меня была нередко отрадная возможность, приезжая в Киев, «удел Пресвятой Богородицы», всякий раз неизменно приходить в Лавру, любоваться благолепием, бывать здесь на храмовых службах, прося Богородицу и святых отцев Киево-Печерских ходатайствовать за нас пред Престолом Божиим.
Впервые я попал в Киев на один день, десятилетним, дело было в июне 1969 г. Второй раз – в августе 1975-го, когда отдыхал с родителями в пансионате в Боярке, той самой, где Павел Корчагин самопожертвованно строил узкоколейку. Третий – на один сентябрьский день в 1977 г., по пути на практику на Львовщину из Белгородского индустриального техникума. Тогда зародилось и впоследствии не пошатнулось впечатление, что Киев – возможно, самый прекрасный город из многих-многих тех, где мне довелось побывать, что благодатна и простая прогулка по нему.
Впечатление от светлого города на Днепре не ушло и в ту пору, когда до меня стали доходить смыслы остроумных суждений «киевлянин – это не доехавший до Москвы одессит» и «украинец – это русский, укушенный поляком».
Мне внятны были восхищенные слова: «Какой ты красивый, мой родной Киев! Добрый город, святой город! Какой ты прекрасный, какой ты ясный, мой седой старик! Что солнце между планетами, что царь между народом, то Киев между русскими городами. На высокой горе стоит он, опоясан зелеными садами, увенчан золотыми маковками и крестами церквей, словно святою короною; под горою широко разбежались живые волны Днепра-кормильца. И Киев, и Днепр вместе… Боже мой, что за роскошь! Слышите ли, добрые люди, я вам говорю про Киев, и вы не плачете от радости? Верно, вы не русские».
Нет, это не Гоголь, как вы вполне резонно могли бы подумать. Поэтичный и вдохновенный, с высокой любовью и пафосом исполненный пассаж принадлежит писателю Евгению Гребёнке (по-малороссийски – Грэби́нке), уроженцу полтавского села. Гребёнка в русской культуре остается автором слов знаменитого романса «Очи черные» и песни «Помню, я еще молодушкой была» (в оригинале «Молода еще я девица была…»).
И малоросс из городка Нежина Николай Васильевич Гоголь-Яновский, великий русский писатель, сделавший героев своих сочинений Хому Брута и сыновей Тараса Бульбы киевскими бурсаками, Киев очень любил, мечтал о жизни в «прекрасном, древнем, обетованном Киеве, увенчанном многоплодными садами, опоясанном моим южным прекрасным, чудным небом, упоительными ночами, где гора обсыпана кустарниками, со своими как бы гармоническими обрывами, и подмывающий ее мой чистый и быстрый, мой Днепр».
Он и в эпистолярном жанре оставался поэтом: «В одном письме ты пишешь за Киев. Я думаю ехать. Дела, кажется, мои идут на лад… Ты рассмотри хорошенько характер земляков: они ленятся, но зато если что задолбят в свою голову, то навеки. Ведь тут только решимость: раз начать, и всё… А воздух! а гливы! а рогиз! а соняшники! а паслин! а цибуля! а вино хлебное, как говорит приятель наш Ушаков. Тополи, груши, яблони, сливы, морели, дерен, вареники, борщ, лопух!.. Это просто роскошь! Это один только город у нас, в котором как-то пристало быть келье ученого…»
«…Туда, туда! В Киев, в древний, в прекрасный Киев!.. Там или вокруг него деялись дела старины нашей…» – восклицал Гоголь в другом письме, предвосхищая