Пробудитель. Восхождение тени. Александр Иванович Литвиненко
Читать онлайн книгу.
говоря ни слова – да и как бы он сказал? – мальчик достал из глубокого кармана своего желтого плаща небольшой стеклянный шар.
Внутри шара клубилась подвижная, беспокойная тень, похожая на сгусток дыма.
Мальчик легонько встряхнул шар, и в тот же миг Глеб услышал – или скорее почувствовал, как далекое воспоминание о звуке – чистый, звонкий детский смех.
Он вспыхнул на одно краткое, мучительное мгновение и тут же утонул, безжалостно поглощенный всеобщей, давящей тишиной.
Глеб вздрогнул от неожиданности этого призрачного звука. Что это было? Чей смех? Мальчик посмотрел на Глеба своими печальными, пронзительными глазами, потом снова на темную башню, а затем повернулся и молча скользнул в узкий, темный переулок, растворяясь в тенях.
Глеб шагнул было за ним, но остановился. На кирпичной, облупившейся стене переулка, там, где только что скрылся мальчик, проступили кривые буквы, словно нацарапанные мелом чьей-то дрожащей рукой: Чтобы услышать, нужно сначала вспомнить, что ты забыл.
Глеб медленно перечитал фразу, пытаясь осмыслить ее смысл. Ключ? Предупреждение? Он снова поднял взгляд на темную башню вдалеке.
Теперь ему показалось, что она едва заметно пульсирует слабым внутренним светом, а вокруг нее, словно невидимый дым, поднимаются и тут же бесследно тают какие-то призрачные тени… тени звуков?
Хранилище Эха, понял он с внезапной ясностью. Вот куда ему нужно. Но сначала – за мальчиком.
Он решительно шагнул в темный переулок. Мальчика там уже не было.
Лишь на глухой стене напротив кто-то – или что-то – нарисовал мелом простой, схематичный контур двери. Глеб колебался лишь секунду, потом протянул руку и осторожно коснулся белого рисунка.
Меловые линии под его пальцами дрогнули, словно живые, и стена бесшумно вдавилась внутрь, открывая темный, манящий проход.
Он оказался в просторной, гулкой (хотя гулкость здесь была лишь визуальной иллюзией) галерее.
Высокие потолки терялись в полумраке, под ногами скрипел пыльный паркет. Стены были сплошь увешаны картинами в тяжелых, потемневших от времени рамах.
Десятки картин, и все на один и тот же мучительный сюжет: женщина и мальчик.
Мальчик был поразительно похож на того, в ярко-желтом плаще. А вот лицо женщины… на каждой картине оно было безжалостно стерто, замазано грубыми, яростными мазками темной, почти черной краски.
Словно кто-то отчаянно пытался вымарать ее из памяти, уничтожить сам ее образ, словно боялся даже воспоминания о нем.
Глеб медленно шел вдоль стен, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок. Чья это память? И чья такая всепоглощающая боль?
На полу, у одной из картин, что-то слабо блеснуло в тусклом свете. Он наклонился. Осколки тонкого стекла – остатки небольшой банки, похожей на ту, что тряс Собиратель Эха во сне другого пациента…
Нет, стоп. Это другое дело. Он осторожно собрал несколько крупных, острых осколков.
Когда его пальцы коснулись холодного стекла, он снова