Нет, я общаюсь нормально. Никакой преднамеренной тактики у меня нет. И без крайностей: обдать презрительным холодом или, наоборот, броситься без причины в объятия – это не для меня. Но могу сказать, что мне как-то теплее общаться с людьми не своей профессии, с совершенно простыми людьми, когда от них исходит искренность и теплота. Если к тебе подходит незнакомый человек и приветствует тебя, что-то спрашивает, просит сфотографироваться с ним, я всегда могу отличить – это от всей души или нет. Однажды мы пришли в ресторан с одним французским художником, и я забралась в уголочек, в тень. Он так удивился: вы не любите публичность? Нет, я не люблю. Помню, в Америке я старалась всегда, если была возможность, удирать от назойливых почитателей через подъезд, где вывозят декорации. Мне кажется, что этот ажиотаж, чрезмерное внимание к артистам – нечто неестественное. Да и автографы, которые раньше давались истинным любителям искусства, сейчас потеряли свою ценность – надо подписывать, образно говоря, всем, то есть – миллионам. А большинство этих бумажек, листочков, которые тебе подсовывают, потом сразу и теряются. Когда самой хочется кому-нибудь подписать книгу или фото, тогда в этом что-то есть. А шум и компании не люблю и никогда не любила. Мне еще давным-давно моя коллега и жена моего дяди Асафа Мессерера, Ира Тихомирнова, удивленно сказала по какому-то случаю: «Ой, какая ты некомпанейская!» Совершенно не стремлюсь к «тусовкам» с так называемыми знаменитостями. Особенно с разбогатевшими выскочками, воображающими себя неизвестно кем.