В хоромах великого князя киевского Мстислава Романовича[149] спешно готовились к съезду: ожидались и большие и меньшие князья. Ко всем были посланы гонцы с заводными конями – сзывать на защиту русской земли.

      Киевскому князю нелегко было принять с честью именитых гостей – каждый являлся со своими дружинниками; чем был выше князь, тем с большей свитой он ехал. Княжеские слуги заставили всех хлебников и мясников Киева печь пироги с начинкой и пшеничные караваи и везти на княжеский двор. Теперь не та сила, какая была у киевского князя сто лет назад, в пору Мономаха. Тогда под рукой киевского великого князя была почти вся русская земля: и Киев, и Переяславль, и Смоленск, и Суздаль, и Ростов, и даже далекий богатый Новгород принадлежали ему всецело. Тогда ему повиновались все князья, а половцы не смели пошевельнуться. По всем границам он разнес славу русского имени. Но годы шли, род Мономаха дробился. Князья раздавали города и волости своим сыновьям, племянникам и внукам, и теперь Мстислав Романович владел Киевом, урезанным и слабым. За последние двадцать пять лет разгромы, сделанные русскими князьями, истощили Киев. Когда галичане, и владимирцы, и суздальцы, и призванные недобросовестными князьями дикие половцы[150] грабили и жгли древнюю столицу.

      Нелегко было киевлянам восстановить свой стольный город после стольких разгромов; много домов стояло разрушенных, с выбитыми оконницами и дверьми…

      Сейчас снова из степи надвигалась беда. Она собрала вместе непримиримых князей, гордых и упрямых, враждовавших между собой всю жизнь из-за лучшего престола, более доходного города, людной волости. Теперь старые враги, половцы, сами с поклоном прибежали в Киев, прося подмоги. Унылые и поникшие, они сидели толпой на корточках перед воротами княжьего двора. Когда стали прибывать русские князья, половцы к ним подбегали, целовали поводья коня, протягивали руки, твердя:

      – Исполчите полки! Придите в нашу степь! Обороните нас! Помогите прогнать злых недругов!

      Князья, каждый со своей свитой, собрались во дворе княжьего дома; они стояли отдельно, спорили, иногда переходили, чтобы послушать, где что говорят, но, как ни упрашивали их киевские тиуны, не подымались в великокняжеские гридницы.

      Половецкий хан Котян находился во дворе, гордый, как всегда. Около него, сложив руки на животе, хмурые и неподвижные, стояли его степные советники в остроконечных колпаках, с темными от солнца и степного ветра лицами. Старый переводчик из степных