Вороне нравится французский:

      Она твердит картаво «кра!»

      Ей переулок гулкий, узкий —

      Аудитория с утра.

      Влетают утренние звуки

      Из приоткрытого окна,

      Стамеской полусладкой муки

      Дробят, дробят остатки сна.

      Ворона, где твой репетитор?

      Угомонись минут на пять!

      Не для того окно открыто…

      А… все равно пора вставать.

      В двадцать пять она страдала:

      «Мне уже не двадцать».

      В двадцать девять перестала

      Петь и улыбаться.

      В сорок пять – ей не до ягод,

      Злится, что не тридцать:

      «С каждым годом – старше на год!

      Как не материться?»

      А соседка – та, напротив,

      Бойче год от года…

      И орёт, как «Ту» на взлете:

      «Пенсия! Свобода!»

      Хмурым лесом путь лежит.

      Убывает свет вечерний;

      Ёжик хворостом шуршит;

      Мысли к ночи суеверней.

      Ох, вернуться б дотемна.

      Где фонарик? Чу! Как будто

      Так и дразнит тишина:

      «Что, тропинку перепутал?»

      Луна в ударе. Нервы береги!

      Со спинки стула свесилась рубаха.

      Пустырника пустые пузырьки

      По ящику катаются от страха.

      Война и мир двоится. Пятый том.

      Лет десять?

      Двадцать?

      Тридцать?

      Что потом?

      Буду сниться по ночам,

      Буду в руку сон нести,

      Засыпая ваш очаг

      Неосведомлённости.

      Ваши чакры – хороши.

      Страшно вам? Из леса вы?

      Пяток – две. И две души —

      Обе ахиллесовы.

      Ахинея вас спасёт,

      Страх уступит дёшево,

      Отодвинется с высот —

      Утром не найдешь его.

      На улице минус

      И падает снег.

      Сидит у камина

      Седой человек.

      Сидит в окружении

      Тающих дней

      И слушает пенье

      Горящих углей.

      Октябрь уж нас тупил,

      Как время тупит ножик,

      Как тупит зубья пил

      Приказ: «Пили скорей!»

      Забыли алфавит

      И, в столбик не умножив,

      Мы созерцаем вид

      Холодных батарей.