Керчь в огне. Петр Петрович Котельников
Читать онлайн книгу.
вагона, не входя в него, не тревожа посторонних, но, заставляя ближних пить валериану.
От Джанкоя до Керчи двенадцать станций, из них восемь были с такими звучными, но непонятными для слуха русского названиями: Колай, Сейтлер, Ислам-Терек, Акмонай, Алибай., Айсул, Ташлияр, Салын, и только четыре станции имели русские названия: Грамматюково, Владиславовка, Семь Колодезей и Багерово. Да, прислушайтесь к этим названиям, наконец? Не чувствуете, какие ассоциации они вызывают? Помилуйте, это же —тайны, и тайны, пусть и не жгучие! Разгадывание их не пополнит вас великими знаниями. Но можно до конца пути разгадывать пустяшные тайны… Были и разъезды, как же без них в России? Из окон ничего приятного не высматривается. Столбы, провода провисают, птицы на проводах, непоющие… Слышатся фразы, сказанные от нечего делать: «Скажите, что там за остановка?» И ответ такой же: «Главный телеграфный столб!» Не понимали, страдающие от скуки, блаженства выспаться в пути? В вагонах так прекрасно спится даже тем, кто страдает от бессонницы, прибегая к таблеткам снотворного… Глядишь, этак в окно, от нечего делать, тянет дымком от паровоза, мелькают телеграфные столбы, степь пробегает мимо, загорелая от солнца, желто-коричневая, монотонная. Как в той песне про ямщика: «Степь, да степь кругом…». Это сейчас видны лесопосадки вдоль дороги, – прежде, вместо них видны, были только аккуратно составленные деревянные щиты для снегозадержания, будки путевых обходчиков, да крутые навалы земли, оставшиеся после укладки путей, теперь уже кажущиеся естественным творением рук природы, густо заросшие травой. Глядишь, глядишь в окошечко мутное, угольком присыпанное, и слипаются веки, и лезешь на полку. По богатырски, так, что полка скрипит, разваливаешься, сопишь, похрапываешь, посвистываешь. Сон убегает не от светопреставления, а от общего оживления. Приближается Керчь. Нет, это еще не пассажирская станция, а только товарная – Керчь II. Не было тогда, вблизи нее поселка, утопающего в зелени дерев; не было заасфальтированной привокзальной площади. Были пакгаузы, железнодорожное депо, пристанционные строения, и ряды товарных вагонов. Уныло, тоскливо, неуютно. Одна, две, посеревших от пыли, акации, не могли укрыть желающего в жаркий день тени. Над станцией всегда что-то курилось: то ли дымки паровозов и дрезин, то ли содержимое открытых платформ и полувагонов? Выходили на этой станции только те, кому нужно было попасть на «Литвинку», Корецкий хутор, да в район Казенного сада. Казенный сад в 1939 году представлял запущенную рощу из акаций и небольшого числа абрикосовых деревьев, неухоженный и грустный, как и все казенное. Это было последним детищем канувшего в Лету дореволюционного земства. Сад был создан для народных гуляний. Теперь в нем никто не гулял, кроме нескольких старушек со своими козами, да клубками шерсти. Корецкий хутор, названный в память доброхота, пожелавшего одним рядом одноэтажных домиков