…Вот я тянусь к застежке комбинезона, пытаюсь расстегнуть ее, но рука Ромы накрывает мою, отрывает от злосчастной мешковины и подносит мою ладонь к своим губам, нежно коснувшимся кожи. Мой тихий вздох нарушает тишину «автомобиля», а губы скользят дальше, целуют запястье, щекочут дыханием, и я уже не вздыхаю. Первый стон, едва слышный, срывается с моих губ и тонет в поцелуе тягучем и сладком, как мед. И в который раз у меня мелькает мысль, кто же научил его так целовать, что перехватывает дыхание и оно переходит во всхлип.

      Кресло вдруг оказывается в горизонтальном положении, но я не замечаю этого, как не замечаю, что комбинезон уже ползет вниз с моих плеч и ткань сменяют губы, покрывающие легкими поцелуями шею, плечи… Рома спускается ниже, и я уже не могу думать, потому что его губы и язык творят нечто невообразимое с моей грудью. Это так потрясающе, что, кажется, я готова взорваться фейерверком прямо сейчас, только от одной этой ласки.

      И взрываюсь вскоре, когда комбинезон оказывается полностью снят и проворные мужские пальцы начинают вырисовывать узоры на внутренней стороне моих бедер, подбираясь к средоточию моего желания.

      – Рома… – задыхаюсь я и двигаю бедрами ему навстречу, моля скорей погасить разгорающийся пожар моего жаждущего лона.

      Синеглазый мужчина смеется, и теперь узоры сходятся, приближаясь к источнику моего желания, уже заполненного влагой. Мгновение, и я выгибаюсь дугой от первой вспышки острого удовольствия, пронзившего, кажется, каждую клетку моего пылающего тела. Я распахиваю глаза и ловлю восхищенный взгляд голодных синих глаз.

      – Рома, – шепчу я, и он вновь захватывает в плен мои губы, терзая их, выпивая каждый стон и каждый вскрик. – Рома, Ромочка…

      Его дыхание прирывисто, он уже сам начинает постанывать от возбуждения. Я слышу его жаркий шепот, но не разбираю слов, потому что сейчас все неважно. Есть только он, я и то, что рождается между нами, наша страсть, наше желание и что-то намного большее, что я ощущаю почти физически.

      Когда исчезает его комбинезон, я тоже не замечаю, как не могу вспомнить, сам ли он его снял или я помогала. Но тело моего мужчины манит прикоснуться к нему, и я приподнимаюсь, чтобы вынудить его лечь на неширокое ложе, образовавшееся из двух разложенных кресел. Мои пальчики вырисовывают вензеля ноготками на широкой мускулистой груди. Рома откидывает голову, его губы приоткрываются, и я слышу лучшую музыку на свете – стон мужчины, рожденный моими ласками. Мои губы порхают по его телу, оставляя влажный след, и я с улыбкой смотрю, как подрагивает его живот, когда я спускаюсь все ниже. И его естество, налитое силой и желанием, тоже подрагивает, словно в нетерпении. Я целую шелковистую головку, размазываю пальчиком каплю смазки, прозрачной жемчужинкой застывшую на возбужденной плоти, и тихо смеюсь, когда синие глаза распахиваются и с мольбой смотрят на меня. Мне так хочется подразнить его, но времени до невозможности