---

Скачать книгу

---

етьте притом, что русские путешественники, поступая на артистическое поприще и не имея ни малейшего понятия о рисовании, предпочитают преимущественно исторический род, то есть самый трудный из всех родов живописи.

      Находясь в Риме, я, правда, был не совсем молодым человеком, но все-таки в качестве русского путешественника не отстал от соотечественников и, на третий день по прибытии своем в вечный город, возвращался уже на квартиру свою с большим запасом гипсовых голов, рук, ног, и пр. и пр., добытых мною за весьма сходную цену в какой-то лавочке, но вдруг… о несчастие! на углу Корсо и Лаурино огромная черная собака попала с разбега под ноги итальянцам, несшим гипсовый запас мой, и все собрание форм разбилось вдребезги! Я был в отчаянии. Хозяин собаки, человек средних лет с белокурою бородкою и одетый очень пестро, извинился передо мною на чистом французском наречии, попросил снабдить его моим адресом и обещался доставить точно такое же количество вещей, какого лишила меня собака.

      Я взглянул на пестрого господина, призвал на помощь свои воспоминания, которые удостоверяли меня, что лицо его когда-то и где-то мне встречалось; моя наружность, по-видимому, произвела на него то же действие, и почти в одно время мы назвали друг друга по имени.

      – Какими судьбами вы здесь? – воскликнул он, – и как я рад…

      – Очень просто, cher monsieur David.[4]

      – Не David, a Crosel к услугам вашим, – заметил француз.

      – Давно ли?

      – С тех пор, как соотечественник ваш, у которого я, помните, учил детей латыни, вследствие небольшого недоразумения сказал мне: «Monsieur David, faites graisser lesroues de vorte voiture et filez…»[5]

      – А в чем состояло маленькое недоразумение?

      – В том, что латынь, мною преподаваемая, показалась более похожа на марсельский patois,[6] чем на настоящую латынь! Я и сам постичь не могу, как мог я так ошибиться; но как бы то ни было, имя Давида потеряло весь кредит в губернии; а имея в запасе другое имя, я предпочел называться им.

      – И прекрасно сделали.

      – Как же не хорошо, сами посудите! Mr. Crosel значило – новый француз, только что выпущенный первым из Политехнической школы[7], следовательно, обладающий бездною учености; и в Ecaterinoslavl такое сокровище e'est trois tzelkovy le cachet…[8]

      – И посчастливилось вам в Екатеринославле?

      – Да, покуда не прибыл какой-то inspecteur des hautes ècoles….[9] Но в сторону эти мелочи! Встретить вас для меня такая радость, такое счастие… Надолго ли вы здесь?

      – Не знаю.

      – А на что вам вся эта дрянь?

      – Гипсовые формы?

      – Ну да.

      – Я занимаюсь скульптурою.

      – Право?

      – Не шутя.

      …– Ну, так завтра же я пришлю вам целого человека.

      – От души благодарю.

      – Человека с ногами, головою и такими шишками на голове, каких вы, конечно, не встречали никогда… по системе Галля, прелесть что за череп!

      – Гризель… так, кажется?..

      – Не Гризель, а Крозель.

      – Да, Крозель. Вы тот же, что были?

      – О нет, далеко не тот! – со вздохом отвечал француз, – сколько несчастий перенес, сколько неудач!..

      – Вы расскажете мне их?

      – Разумеется.

      – И я похохочу?

      – Вдоволь, ручаюсь! Но мне недосуг; дайте адрес, и до свиданья.

      – Куда же вы?

      – Догонять милорда.

      – Какого милорда?

      – Того самого, форму которого пришлю вам. Он не изящен, предупреждаю; но череп чудо, просто чудо! – С этим словом Крозель пожал мне руку, дал слово непременно быть у меня завтра и, позвав собаку свою, пустился бегом вдоль Корсо[10].

      «Что за шут!» – подумал я и, не имея ни малейшего желания приобрести обещанные формы, я уговорил своих итальянцев возвратиться со мною в лавочку. По прошествии часа с новым запасом достиг я благополучно квартиры и провел весь вечер в приятнейшем far niente,[11] то есть лежа на диване с кистью винограда в одной руке и сигарою в другой.

      С наступлением ночи весь артистический Рим переносится обыкновенно на Монте-Пиннчи и виллу Боргезе[12]. С Монте-Пиннчи[13] вид очарователен: весь город со всеми окрестностями как бы нарисован на золоте; а как хорош Колизей, как велик храм Петра! и даже мутный Тибр принимает перламутровый цвет, когда смотришь на него с высоты. А дворец Монте-Кавалло[14], а колонна Адриана[15] и вся древняя часть города!.. Но кто же не восхищался этим громадным свидетелем былого величия, этою гробницею древних квиритов[16]?

      В час пополуночи город, по обыкновению, опустел, и я, по обыкновению же,

---

Скачать книгу