Ультиматум президенту. Вторая книга о Серой Мышке. Василий Иванович Лягоскин
Читать онлайн книгу.
ты, – воскликнул он, – американец! Живой американец.
– Ты хочешь сказать, – тут же ощетинился Алан, – что хороший американец – это мертвый американец?
– Ну… как-то так! – опять захохотал старший лейтенант; захохотал так неудержимо, что Ротмэн не удержался, захихикал вслед, не забывая о боли, что готова была взорваться внутри.
Едва успокоившись, восстановив дыхание, русский стал допрашивать Алана – не очень профессионально, но весьма эмоционально:
– А тебя-то за что сюда? Вы вроде как союзники душманам. Оружие поставляете, и все такое…
Про «все такое» Ротмэн мог бы рассказать многое, но естественно не стал. Душманов – того же Хашимулло – он союзником теперь не считал, но от этого не перестал быть офицером американской армии, самой могучей в мире, несущей другим странам блага цивилизации и демократии. Он лишь скупо рассказал об истории с казнью, и о том, как сам оказался в зиндане. Русский оказался не намного разговорчивей. А при воспоминании о бое с душманами, когда его, контуженного, связали, словно барана, и привели сюда, вообще погрузился в такую черную меланхолию, что Алан не решился больше тревожить его расспросами. Но Семенов грустил не долго; больше того – тут же обвинил в этом грехе американца:
– Ты не грусти, парень, – он осторожно хлопнул по плечу Алана; по неповрежденному – уже зная, куда даже касаться нельзя, – недолго нам тут сидеть. Вытащат нас – русские своих не бросают.
Вот эту фразу: «Русские своих не бросают!», – от и посчитал провозвестником того самого чуда, которое не могло не произойти.
– Только вот дожить бы до него, – сморщился Алан от боли, которая вдруг стрельнула в распухшей руке.
Он так и не решился посмотреть на эту рану, которая угрожающе выпирала сквозь грязный камуфляж; не дал посмотреть на нее и русскому. Больно уж решительной была физиономия у старшего лейтенанта; не принялся бы он тут же «лечить» сотоварища по зиндану. Ни американца, ни русского так и не подняли наверх – для допроса, издевательств, или еще для чего. Их словно вычеркнули из жизни. Даже за помятым кумганом, в котором кончилась вода, никто не пришел. Ночью русский на удивление громко храпел. Алан не завидовал ему и не сердился – сил не было даже на такие естественные человеческие чувства. Скорее он был даже благодарен Ивану – за то, что тот своим храпом не давал Ротмэну провалиться в черное небытие. Из которого – подозревал сам американец – он мог уже не вынырнуть.
А на рассвете, когда первый луч уже прополз половину расстояния до той точки, ниже которой никогда не опускался, наверху раздались глухие автоматные очереди. Лейтенанта уже откровенно трясло в сильнейшем ознобе; выстрелы эти заставили его трястись еще сильнее. Но русский не замечал его агонии; он мыслями был наверху, где разворачивался скоротечный бой. Еще он проворчал, заставив Алана открыть глаза:
– Лишь бы не сообразили бросить сюда гранату.
Кого