В один из солнечных дней, проходя мимо каморки Морикана – я только что сбросил со скалы мусор, – я увидел, что он оперся на нижнюю половину голландской двери, словно над чем-то размышляя. Я был в превосходном настроении, потому что, как всегда при выбрасывании мусора, был вознагражден захватывающим дух видом побережья. В то утро все было ярким и тихим; небо, вода, горы глядели на меня в ответ, как будто отраженные в зеркале. Воздух был настолько ясным и чистым, что я мог бы увидеть даже Китай, если бы земля не была круглой.

      – Il fait beau aujourd’hui[123], – сказал я, ставя на землю мусорное ведро, чтобы закурить сигарету.

      – Oui, il fait beau[124], – сказал он. – Вы не зайдете ко мне на минутку?

      Я зашел и сел перед письменным столом. Интересно, что на сей раз? Еще одна консультация?

      Он медленно прикурил, словно взвешивая, с чего начать. Будь у меня десять тысяч догадок, я все равно никогда бы не догадался, о чем он собирается заговорить. Однако я был, как уже сказал, в превосходнейшем настроении; мне было почти все равно, что его беспокоит. В голове у меня было свободно, ясно, пусто.

      – Mon cher Miller[125], – начал он ровным и твердым тоном, – то, что вы делаете для меня, человек не имеет права делать для другого человека.

      Я непонимающе уставился на него:

      – Что я для вас делаю?

      – Да, – сказал он. – Наверное, вы не осознаёте, что вы сделали.

      Я не ответил. Мне было настолько