Роберваль, пятница, 8 декабря 1939 г.

      – Наконец-то Роберваль! – выдохнула Эрмин, продрогшая до костей, несмотря на тяжелую меховую куртку, шапку, варежки и шарф. Ей казалось, что лицо у нее застыло от ледяного северного ветра. Пристань, ровные ряды крыш, трубы, откуда выходили клубы серого дыма, подействовали на нее успокаивающе. Сани двигались по бульвару Сен-Жозеф. Их перегнала собачья упряжка, которой управлял огромный детина в бобровой шапке. Две девушки болтали у витрины магазина. Фонари празднично блестели, отражаясь в обледеневшем снеге, покрывающем землю.

      – Остановите, пожалуйста, здесь! Мы выйдем у пансиона, – воскликнула Эрмин.

      Овид осадил лошадь. Он спрыгнул с саней и стал разгружать багаж. Потом по очереди потрепал по щеке Мукки, Лоранс и Мари.

      – Мне кажется, самое малое, что мы можем для вас сделать, – это предложить комнату, чтобы вы здесь переночевали, – сказала молодая женщина.

      – Нет-нет, не стоит беспокоиться! – запротестовал Овид. – Пьер дал мне адрес места, где я смогу остановиться и поставить лошадь в конюшню. Я вернусь к Перибонке завтра утром.

      Внезапно он забеспокоился:

      – А как вы попадете в Валь-Жальбер?

      – Мой отец приедет за нами. До свидания и еще раз спасибо!

      – Мне тоже было очень приятно, – уверил он Эрмин.

      Она добавила с горячностью:

      – Желаю вам счастливого обратного пути!

      Минут через двадцать обе путешественницы уже располагались в просторной комнате с большой чугунной печкой. Мадлен умыла и переодела детей. Эрмин поспешила в комнату Талы, разместившейся на том же этаже. Хозяйка подтвердила, что свекровь и девочка были в пансионе.

      «Не могу привыкнуть к этим изменениям в жизни, – подумала она, прислушиваясь к шуму по ту сторону двери. – Надеюсь, что Тала и Киона будут нормально себя чувствовать после всех перемещений. У них нет привычки жить в городе, даже если городок небольшой и тихий…»

      Тала открыла дверь. Она выглядела успокоенной, еще немного – и бросилась бы в объятия невестки.

      – Живее входи, Эрмин! Мне не терпелось увидеть тебя. Мне не очень по душе этот пансион.

      Индианка выглядела чужеродной в этой уютной безликой обстановке. Она переоделась в серое строгое платье, довольно старомодное, доходившее ей до щиколоток.

      – Не смотри на меня так! – сказала она сухо. – Тошан велел мне носить такую одежду. А я слушаюсь своего сына.

      Киона стояла у окна. Она обернулась и с серьезным видом посмотрела на Эрмин. Та уловила какую-то грусть в ее обычно жизнерадостном взгляде.

      – Вам обеим будет лучше в обычном доме. Я вернусь на следующей неделе и сниму дом семейства Дунэ. Киона, ты не хочешь меня поцеловать?

      Девочка неторопливо подошла. Она схватила