Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта. Владимир Корнилов
Читать онлайн книгу.
и к которой и сейчас отношусь, как к родной)… Никогда не видел и тайной литературы об Украине, в то время, как у всех нас, гимназистов и студентов, постоянно были на руках брошюры с. д. и с. р.[93], гораздо более рискованного содержания, чем украинский вопрос…следовательно, нельзя объяснить отсутствие этой украинской тайной литературы правительственными гонениями на Малороссию»[94].
К концу XIX в. меньше трети населения Харькова пользовалось малороссийским (украинским) языком – 29,2 %, в то время как русским – 60,3 % жителей города. Что не мешало деятелям украинского общественного движения считать Харьков одним из своих центров – просто в других крупных городах доля украинцев была и того меньше. Даже в Киеве, который в итоге стал политическим центром Украинской Народной Республики, по словам генерала Деникина, хорошо знавшего этот город, к революции насчитывалось всего 9 % населения, которое считало украинский язык своим родным. Так что Харьков на этом фоне был гораздо более «украинским» – особенно на фоне городов и городков Донбасса, где «украинский вопрос» не пользовался ни малейшей поддержкой[95].
К примеру, когда в июле 1917 г. эмиссары Центральной Рады приехали в Луганск с целью найти там хоть какие-то силы, на которые можно было бы опереться, то встретили более чем холодный прием. А представитель большевиков Юрий Лутовинов категорически выступил против «украинизации», обосновав это тем, что данный вопрос расколол бы пролетариат[96].
Не случайно виднейший идеолог российских меньшевиков Феликс Кон, после Февральской революции осевший в Харькове, писал, что в 1917 г. идея «самостийной» Украины относилась к «мечтам и грезам горсточки мелкобуржуазных украинских идеологов, которым никто не придавал серьезного значения»[97].
Американская газета «Нью-Йорк тайме», характеризуя украинское движение, ссылалась на мнение еще одного харьковца, известного российского писателя и публициста Константина (ошибочно он назван в газете Николаем) Тренева: «Когда я нахожусь среди интеллигенции на Украине, я чувствую, что там существует некое культурное движение. Я слышу людей, пытающихся говорить по-украински, доказывающих…, что Украина имеет право на культурную и политическую автономию. Картина меняется, когда я нахожусь на улицах, в публичных местах, среди простых людей. Складывается впечатление, что они интересуются буквально всем в мире, но только не вопросом украинской автономии. Украинское движение – это всего лишь движение среди украинской интеллигенции»[98].
О том же писали и иностранные наблюдатели. К примеру, французский шпион и дипломат Эмиль Энно, в 1917–1918 гг. развивший бурную деятельность на территории нынешней Украины, писал о «бессмысленности украинского вопроса», объясняя это тем, что «украинская идея совершенно отсутствует во всех классах малорусского населения»[99].
Мало того, в свои силы и способности к самоорганизации не верили и представители
с. д. – социал-демократы; с. р. – социалисты-революционеры.
Наш Юг, 17 января 1918 г.
New York times, 17 марта 1918 г.
Гражданская война на Украине, т. 1, кн. 2, с. 11.