Семь буханок чёрного… Повести и рассказы. Юрий Михайлов
Читать онлайн книгу.
да и остальные присутствующие – сплошь торгаши. От Моти были старший брат Николай, инвалид ещё с гражданской войны, с супругой и двумя взрослыми детьми, и Валентин, младший в их семье, худущий, явно слабый лёгкими, вечно подкашливающий и без конца курящий папиросы «Север». Работал он кровельщиком, постоянно в разъездах: без дома, без семьи, без еды и уюта. Уже и в армии отслужил, и деньги хорошие заколачивал, а семьёй так и не обзавёлся.
– Мы, Чагины, все несчастливые, – нередко говаривал Валентин, имея ввиду, раннюю смерть отца, гипертонию у матушки, тяжёлое ранение старшего брата, оставившего полступни на южном фронте, освобождая Крым от белогвардейцев. – Только Мотька у нас, хоть куда, как огурец: крепкая да ядрёная!
– Поплюй, леший, сглазишь девку, – не унималась мама, хотя слышала жалобы на судьбу от младшего сына не первый раз. – Курить бросай, ешь нормально в семье, пей меньше, хоть и в праздники… А для этого – девку найди, женись, внуков мне нарожайте. Сколь можно после армии болтаться, словно дерьмо в бочке?
Не так и давние эти разговоры, а вот уже никого из родни в деревне не осталось, все за старшим, Николаем, перебрались в город. Ему, как «участнику и инвалиду», выделили большущую комнату за 30 квадратных метров на первом этаже кирпичного общежития, прописали туда и маму, а заодно, и Мотю. Пришлось хозяину заняться плотницким делом: перегородил жилплощадь на четыре квадрата, выделил кухоньку с примусом да керогазом, вырыл подпол для хранения картошки и других овощей, оборудовал антресоли да полати, угол для «мойдодыра» и хранения вёдер и тазов. У второго большого окна обустроил своё рабочее место: в округе не было рукастее сапожника, чем дядя Коля – хромой. Шил модельную обувь редко, повалил его с заплатками да подмётками рабочий люд: особенно много ремонтировал детских ботинок в конце лета, перед новой школой. Но Моте всё же сшил венгерки, которые подсмотрел у богатой гостьи, пришедшей к соседям на Новый год. Девушка боялась надевать их, хотя знала, что и кожа не новая, и мех – из бывшего в употреблении, и молнию искали всем общежитием. И всё-таки это было произведение искусства, так решили соседи, увидевшие Мотю в полусапожках сначала на 23 февраля, потом – на 8 марта, и даже на 1 мая, когда уже цвела мать-и-мачеха и в тёплых потоках воздуха во всю носились бледно-жёлтые бабочки – капустницы.
***
«Нет похоронки, нет убитого… – думала о муже Мотя, уже не так часто, не каждый час, вспоминая его. – Значит, пропал без вести… Значит, есть надежда, что Генка не останется сиротой… Сколько их в бараке уже без отцов осталось… Почти у каждой второй бабы – похоронка в ридикюле хранится». Работали по сменам: двенадцать часов через сутки, от усталости некоторые женщины не могли дойти до дома, падали на топчаны и только потом, через пару-тройку часов отдыха, получив банку жидкого молока, спрятав в мешочек горсть отрубей или очисток от картошки, неслись к детям домой.