.
Читать онлайн книгу.
смотрели на Катилину и изредка вполголоса обменивались одобрительными замечаниями по поводу его физической силы, могучих рук с набухшими узловатыми мускулами, а он тем временем вполголоса вел беседу с Требонием.
– Я слышал, слышал, – заметил Требоний. – Это меняла Эзефор, у которого лавка на углу Священной и Новой улиц, недалеко от курии Гостилия…
– Вот именно. Ты сходи туда и, как будто из желания оказать Эзефору услугу, намекни, что ему грозит опасность, если он не откажется от своего намерения вызвать меня к претору для немедленной уплаты пятисот тысяч сестерциев, которые я ему должен.
– Понял, понял.
– Скажи ему, что, встречаясь с гладиаторами, ты слышал, как они перешептывались между собой о том, что многие из молодых патрициев, связанные со мной дружбой и признательные мне за щедрые дары и за льготы, которыми они обязаны мне, завербовали – разумеется, тайно от меня – целый манипул[94] гладиаторов и собираются сыграть с ним плохую шутку…
– Я все понял, Катилина, не сомневайся. Выполню твое поручение как должно.
Тем временем Лутация поставила на стол фалернское вино; его разлили по чашам и, попробовав, нашли неплохим, но все же не настолько выдержанным, как это было бы желательно.
– Как ты его находишь, о прославленный Катилина? – спросила Лутация.
– Хорошее вино.
– Оно хранится со времен консульства Луция Марция Филиппа[95] и Секста Юлия Цезаря.
– Всего лишь двенадцать лет! – воскликнул Катилина.
При упоминании имен этих консулов он погрузился в глубокую задумчивость; пристально глядя широко открытыми глазами на стол, он машинально вертел в руке оловянную вилку. Долгое время Катилина оставался безмолвным среди воцарившегося вокруг молчания.
Судя по тому, как внезапно загорелись огнем его глаза, задрожали руки, судорога пробежала по лицу и вздулась перерезавшая лоб жила, в душе Катилины происходила борьба различных чувств и какие-то мрачные мысли теснились в его мозгу.
Человек прямой и открытый по натуре, он оставался таким и в минуты проявления своей жестокости. Он не хотел, да и не мог скрыть бушевавшую в его груди бурю противоречивых страстей, и она, как в зеркале, отражалась на его энергичном лице.
– О чем ты думаешь, Катилина? Ты чем-то огорчен? – спросил его Требоний, услышав вырвавшийся у него глухой стон.
– Старое вспомнил, – ответил Катилина, не отводя взора от стола и нервно вертя в руках вилку. – Мне вспомнилось, что в том же году, когда была запечатана амфора этого фалернского, предательски был убит в портике своего дома трибун Ливии Друз и другой трибун, Луций Апулей Сатурнин[96]. А за несколько лет до того зверски убиты Тиберий и Гай Гракхи[97] – два человека самой светлой души, которые когда-либо украшали нашу родину! И все они погибли за одно и то же дело – за дело неимущих и угнетенных; и всех их погубили одни и те же тиранические руки – руки подлых оптиматов
Манипул – половина когорты (250–300 человек).
Луций Марций Филипп – народный трибун в 104 году до н. э.; консул в 91 году до н. э. Во время борьбы Мария и Суллы он стоял на стороне последнего.
Луций Апулей Сатурнин – народный трибун в 103–100 годах до н. э.; сторонник Мария, энергичный руководитель народной партии, автор законопроектов о наделении ветеранов Мария землей, о снижении цен на хлеб и др. Оптиматы оказывали ожесточенное сопротивление этим мерам. Сатурнин был убит в помещении сената.
Гракхи – братья Тиберий и Гай, знаменитые римские политические деятели во II веке до н. э. Будучи трибунами, Гракхи хотели провести реформы в пользу обедневших свободных римлян; дешевую продажу хлеба, облегчение военной службы и др. Этими мерами они возбудили против себя знать и сенат. В 133 году до н. э. был убит Тиберий, а в 121 году до н. э. погиб Гай Гракх.