Двенадцатый год. Даниил Мордовцев
Читать онлайн книгу.
который известен был только капитанам барок.
И удивительно! Все головы и с того и с другого берега реки обратились в одну сторону, все тысячи глаз устремились на одну маленькую точку, видневшуюся на барке, которая двигалась от тильзитского берега. И не удивительно! Это он, тот маленький и необыкновенно великий человек, которого не рождение, не богатства и не исторические предрассудки вознесли на недосягаемую высоту, а его собственный, небывалый в истории всего мира гений, и какая высота! Высота, до которой не досягал ни один человек, рожденный женщиною.
– Яке ж воно маленьке! – невольно вырывается наивное до трагизма восклицание добродушного Заступенки. – Мати Божа, яке малесеньке!
А это «малесеньке», в своей мировой шляпе, «позе, тоже знакомой всему миру, стоит впереди своих генералов, скрестивши на груди руки, и глядит – нет, он как будто никуда не глядит, ни на кого, а в глубь самого себя, в глубь своей великой души, этой страшной пропасти, до половины залитой кровью…»
Что ж это за чудовище? Что это за великан? Где печать его гения?
Ничего не бывало!.. Что-то маленькое, толстенькое, пузатенькое, кругленькое… Гладко, плотно лежащие, далеко не густые волоски… Матовая белизна лица, лица какого-то каменно-неподвижного, какое-то отсутствие выражения в глазах, скорее кротких и ласковых, чем холодных, и удивительно кроткая, детски кроткая улыбка.
Но вот эти кроткие глаза скользнули по двум буквам на фронтонах и задумываются… И рисуется перед ними, как рука истории, невидимая, всесильная рука стирает другую букву, букву А, и горит над миром одна-единая буква, словно всевидящее око Творца… Эта буква N… око всевидящее мира.
«Едино стадо и един пастырь», – думается ему.
И Александр глядит на роковые буквы на фронтонах. «Да, N больше, положительно больше А… неужели это апокалипсическое существо?!»
Вот близко-близко плот с павильонами, фронтонами и буквами…
Наполеон сделал какое-то едва заметное движение, и его барка полсекундой раньше стукнулась о край плотов. Полсекундой раньше, чем Александр, он ступил ногой на паром и сделал два шага навстречу Александру.
Ворона, все время сидевшая на одном из фронтонов, над буквою А, снялась и полетела.
– Полетила-полетила! – как-то радостно крикнул Заступенко.
– Кто полетел?
– Ворона…
– Ну, что ж! А ты, хохол, видно, все ворон считаешь? – сострил казак.
– Ни, вона полетила онкуда, до их… Буде им лихо… У Хранцию полетила…
– А тебе жаль, хохол, что она тебе не в рот влетела?
– Молчи, гостропузый! Вона боялась, що ты ни вкрадешь…
И Наполеон, и Александр вошли в павильон разом, нога в ногу, боясь, чтоб, кто-нибудь на пол-линии, на полноздри, как лошади на скачках, не опередил один другого… Но что они говорили между собой в павильоне, говорили с глазу на глаз, в течение двух часов, этого ни историки, ни романисты не знают.
8
Оставим на время поля битвы и кровавые картины смерти, при виде которых болью и горечью закипает сердце,