– Герман! – кричал он мне. – Как ты там?

      – Нормально, – отвечал я. – Здесь курорт. Река рядом. Щуки ловятся.

      – Герман! – пытался докричаться до меня Болик. – Какие, на хуй, щуки? Какие щуки, Герман? У нас отчетно-выборная конференция на этой неделе, Герман. А ни хуя не готово, брат. И вообще ты нам нужен, по бизнесу. Ты когда будешь?

      – Вот, Боря! – кричал я ему. – Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить. По ходу я задержусь.

      – Что, Гера? Что ты сказал?

      – Задержусь, я сказал, задержусь!

      – Как это задержишься? Надолго?

      – Неделя – максимум. Не больше.

      – Герман, – вдруг серьезным голосом спросил Болик. – У тебя там все нормально? Может, чем-то помочь надо?

      – Да нет, – я говорил легко и убедительно, – расслабься. Через неделю буду.

      – Ты же там не останешься, правда? – В голосе Болика действительно слышалось какое-то то ли беспокойство, то ли недоверие, то ли даже надежда.

      – Да нет, ну что ты.

      – Герман, я тебя давно знаю.

      – Тем более.

      – Ты же не сделаешь этого?

      – Не волнуйся, я же сказал.

      – Герман, просто прежде чем сделать глупость, подумай, хорошо?

      – Хорошо.

      – Подумай о нас, твоих друзьях.

      – Я думаю о вас.

      – Прежде чем сделать глупость.

      – Ну, ясно.

      – Подумай, хорошо, Герман?

      – Ну а как же.

      – Давай, брат, давай. Мы любим тебя.

      – И я вас, Боря, я вас тоже люблю. Обоих. Тебя больше.

      – Не пизди, – Болик наконец положил трубку.

      – Да-да, – кричал я, слушая с той стороны короткие гудки, – и я по тебе тоже! Очень-очень!

      После этого я несколько раз набирал брата. Тот упорно не отвечал. Солнце заливало комнату, пыль стояла, как взмученная рыбой речная вода. Я смотрел в окно и чувствовал, как опускается теплое нутро июня, касаясь всего живого на этой трассе. Что делать дальше? Можно было еще раз спуститься в долину, попытаться найти друзей и знакомых, которых я не видел сто лет, поговорить с ними, расспросить о делах, о жизни. Можно было еще сегодня уехать отсюда какими-нибудь попутками, выбраться подальше от всего этого ада, с тысячью лучей и воспоминаний, которые забивали легкие и слепили глаза. Проще всего было, конечно, все это продать. А бабки разделить с компаньонами. Брат, скорее всего, обижаться не стал бы. Даже если бы стал, что бы это изменило? Особого выбора он мне не оставил. Можно какое-то время тусоваться здесь с Кочей, пока тепло и щуки ловятся, делать вид, что хочу помочь, заливать бензин в фуры. Но рано или поздно придется