В полицейской машине пахло точно так же, как в привычном ментовском уазике – кожей обивки, нагретым теплом двигателя и тем слабым тошнотворным запахом, который складывается из запаха немытых тел, алкогольного перегара и хлорки. Видимо, заграничным ментам тоже приходилось возить всякую шваль.

      Точилин сидел на заднем сидении с разбитой губой в наручниках, прижатый с двух сторон дюжими парнями в штатском. Вел машину немолодой полицейский в форме, иногда внимательно поглядывая в зеркало на иностранного арестанта.

      Когда подъехали к участку, наручники с него сняли и опера стали вести себя так вежливо, будто он не подозреваемый в тяжком преступлении, а любопытный гость, который решил в этот поздний час ознакомится с работой королевской полиции. В широком коридоре, обшитом серыми пластиковыми панелями, штатские замешкались, отстали. Навстречу шли два копа в полной выкладке и с короткоствольными автоматами.

      – Hi, Mikki! Who’s that?21

      – He’s my Russian friend, – хмуро отозвался мужик в форме.

      Втолкнул его в пустую комнату.

      – Sit dawn. Don’t move! I soon will back!22

      – Я свои права знаю, – пробурчал Дима, с интересом оглядываясь. Большие кресла, пейзажи на стенах, в углу большой аквариум… – Неплохо. К тому же и зарплата, наверное, приличная.

      И он вспомнил, поежившись, промерзшую бетонную камеру для допросов в родном Ленинском РУВД.

      Минут двадцать пришлось полистать парочку журналов, затем в комнату вошел в сопровождении того же полицейского представительный мужчина в строгом сером костюме, при галстуке и с объемистым саквояжем. Они молча разместились напротив, мужчина положил перед собой бланки, исписанные мелким густым почерком.

      – Здравствуйте, господин Точилин, – сказал он чисто, без акцента. – Я – Юрий Николаевич Караваев, ваш адвокат. Юридический отдел Российского консульства. Мне приходится заниматься соотечественниками, у которых возникают проблемы с местными стражами правопорядка. Услуги мои бесплатны.

      – И что мне вменяют?

      – Достаточно, чтобы провести в тюрьме два десятка лет. Английское правосудие консервативно и не страдает, как российское,