Кризис? Экспансия! Как создать мировой финансовый центр в России. Сергей Чернышев
Читать онлайн книгу.
на рынке, о том, что у всех покупателей есть бесплатная, мгновенная и полная ценовая информация. Представьте, что останется от этой модели, если каждому покупателю плеера придется по дороге к кассе глубоко изучить постановку управления качеством на заводе-изготовителе, предпринять исследование структуры и конъюнктуры электронной промышленности?
Но на фондовом рынке и это еще цветочки. Покупается ценная бумага – символический заменитель, финансовый инструмент, дающий доступ к участию в некой собственности. В этом смысле покупка акции никакого отношения к покупке брюк или брюквы не имеет. Это акт, требующий предварительного фундаментального анализа, где часто вообще непонятно, какая информация нужна, как ее раздобыть и как проверить достоверность. Приобретаемая собственность, кстати, вполне может относиться к классу «невидимых активов», ищи потом ветра в поле. В любом случае приобретение акции предваряется не только покупкой информационных услуг, но и щедрой оплатой работы аналитиков. Модели «рынка» ничего подобного не предусматривают.
С появлением фондового рынка ареал применимости понятия «капитализм» стал съеживаться на глазах. Смертельный удар капитализму нанес рузвельтовский New Deal перед Второй мировой войной. На месте буржуазного выросло совершенно иное общество, по многим параметрам противоположное.
Происходящее сегодня – очередной решительный шаг к новому типу посткапиталистических обществ. Не первый и не последний, но заметный рывок вперед. После рузвельтовской революции была кратковременная реакция, откат назад, когда к власти пришли неоконсерваторы и пытались романтично обличать порочность госрегулирования, требовать отмены излишней регламентации, но из этого ничего не вышло. Сегодня, видимо, накатила вторая волна революции, которая не церемонится даже с внешними капиталистическими приличиями и ритуалами.
Российский капитализм не дожил до совершеннолетия
Если и говорить о конце капитализма – то именно у нас, в России. Наш эндемичный капитализм оказался недолговечен. Он был директивно провозглашен и фактически начат «шоковой терапией» Гайдара в 1992 году. Но не продержался и двух десятилетий. И дождь – вкупе с вливаниями из государственных источников – смывает все следы.
В каком же смысле у нас был капитализм? И куда он подевался?
Когда после победы большевиков в 1917 году в Советской России заговорили о том, что мы, мол, строим социализм, Владимир Ильич первым сказал: а давайте разберемся сперва, кто такие эти «мы»? Ведь социализм-то у нас «в известном смысле». В стране, по понятиям Маркса, абсолютно не пригодной для социализма, к власти пришла группа товарищей, влюбленная в социализм идеологически и пытающаяся на зыбкой почве, «в одной отдельно взятой стране» соорудить нечто, напоминающее идею. Но жизнь брала свое: сначала разорила остатки фабричного уклада, потом заставила отменить военный коммунизм, потом – ввести НЭП, после – приступить к коллективизации, не предусмотренной никакой