Теперь до Немухина было недалеко, и Петька прибавил шагу. О девочке он подумал научно: «Обман чувств». Он любил обо всем думать научно. Но это не было обманом чувств, потому что через несколько минут он увидел ее на углу Нескорой и Малинового переулка. Она стояла, поглядывая по сторонам, точно размышляя, куда бы ей еще слетать, – такой у нее был воздушный вид. На ней было короткое ситцевое платье с большим бантом на спине, а за плечами что-то вроде накидочки. Она была без пальто, и это показалось Петьке интересным, но тоже не вообще, а с научной точки зрения.

      – Хрю-хрю, – сказал он.

      Девочка обернулась. Пожалуй, надо было поздороваться, но он поздоровался в уме, а вслух сказал:

      – А пальто где? В школе забыла?

      – Извините, – сказала девочка и присела. – Я еще не знаю, что такое «пальто».

      Она, конечно, шутила. Любила же Петькина тетка говорить: «Я не знаю, что такое насморк».

      – А где ты живешь?

      – Нигде.

      – А конкретно?

      – Извините, – сказала девочка. – Я еще не знаю, что такое «конкретно».

      – Между тем пора бы и знать, – рассудительно заметил Петька. – Тебе сколько лет?

      – Второй день.

      Петька засмеялся. Девочка была беленькая, а ресницы – черные, и каждый раз, когда она взмахивала ими, у Петьки – ух! – куда-то с размаху ухало сердце.

      – Теперь я вас хочу спросить, – сказала девочка. – Скажите, пожалуйста, что это за штука?

      Она показала на луну.

      – Тоже не знаешь?

      – Нет.

      – Эта штука называется «луна», – сказал Петька. – Ты, случайно, с нее не свалилась?

      Девочка покачала головой.

      – Нет, я из снега, – серьезно объяснила она. – Вчера ребята слепили снежную бабу. Мимо проходил какой-то старик с бородой. Он посмотрел на меня… то есть не на меня, а на снежную бабу, и сказал сердито: «Ну нет, и без тебя на дворе довольно бабья».

      Она рассказывала спокойно, неторопливо, и Петька заметил, что, когда он говорит, изо рта идет пар, а у девочки не идет.

      – Мальчишки ушли, а он меня переделал. На голове у меня было дырявое ведро – он его сбросил, в руках швабра – он ее вынул. Он пробормотал: «В этом деле я не специалист», – когда делал прическу. «А теперь устроим ей ножки», – когда устраивал ножки. Я не слышала, потому что меня еще не было, но, наверно, я уже отчасти была, потому что я все-таки слышала. С глазами не получалось! – сказала она с огорчением. – А потом получилось. Вот.

      Она взмахнула ресницами, и у Петьки – ух! – куда-то ухнуло сердце.

      – Потом он сказал: «А ходить ты будешь легко, потому что я не люблю девочек, которые ходят, как утки». В общем, я получилась у него так хорошо, что открыть глаза и заговорить – это было не так уж и трудно.

      – И ты заговорила?

      – Не сразу. Сперва вздохнула.

      – Что же ты сказала?

      – Не помню. Кажется. «Добрый вечер!".

      – А он?

      – Он? «Ах ты, моя душенька!» – и ушел.

      – Странная история, – сказал Петька.

      Они были теперь недалеко от Немухина. Впрочем, Петька – то далеко, то близко. У него были длинные ноги, и он, задумавшись, уходил от девочки, а потом спохватывался и возвращался.

      По Нескорой всегда плелись нехотя, вразвалку. Такая уж была улица, располагавшая к лени. Немухинский горсовет переименовал ее было в Какпулясовсехногпроносященскую, но из этого ничего не вышло – все сразу начинали плестись, едва сворачивали в нее с Малинового переулка. Но Петька, устроив девочку в дровяном сарае, где было так холодно, что даже дрова покряхтывали, и, чтобы согреться, толкали друг друга боками, действительно пролетел эту улицу как пуля. Дело в том, что на этой улице жил старый Трубочный Мастер. Самыми ценными считаются обкуренные трубки, поэтому в его маленьком домике всегда стоял дым – тот самый, о котором почему-то говорят «дым коромыслом». В этом дыму с трудом можно было различить хозяина, который сидел в кресле, скрестив короткие ножки.

      Он очень боялся, что врачи запретят ему курить. На дощечке у ворот вместо «Внимание! Злая собака» было написано: «Внимание! Врачам и даже членам Академии медицинских наук вход запрещен». Всех он спрашивал: «Простите, а вы, случайно, не врач?» Когда Петька влетел к нему, запыхавшись, он тоже начал было: «Простите, а вы, случайно…»

      – Дяденька, необыкновенный случай! – закричал Петька. – Морозоустойчивая девчонка!

      И он рассказал Трубочному Мастеру о девочке, которая не знает,