Алексей выслушал эту политинформацию из уст старого Мирко. Списанный по выслуге лет гайдук всегда с интересам относился к разного рода новостям и сплетням. Дед считал ниже своего достоинства обсуждать услышанное с остававшимися в селении бабками и очень обрадовался интересу залетного гостя.

      Старик и дольше бы потчевал его рассказами о местных авторитетах и байками о делах давно минувших, но в поле зрения неожиданно появились новые персонажи.

      С нижнего конца села к ним шел высокий даже по меркам горцев, немолодой, сухощавый мужчина. Пышные усы не вязались с изрытым оспинами лицом аскета. Одетый в темную горскую куртку, темно-синие шаровары и легкие полусапожки, он бы не выделялся среди оставшихся на излечении в деревне гайдуков, если бы не пара отличительных черт: шелковая красная перевязь на кожаном поясе и ярко начищенная серебряная бляха на шляпе. По пятам за необычным гостем следовала четверка небритых горцев с ружьями за плечами и короткими саблями у пояса.

      – Ой-ё! – дедок поперхнулся дымом из раскуренной трубки.

      Дело шло к вечеру, и они с Алексом вылезли на августовское солнышко погреться перед прохладной ночью в горах.

      – Что такое? – шепотом поинтересовался у пожилого сиделки Потемкин.

      Старичок явно был не в себе от увиденного.

      – Плохо дело…

      – Почему?

      Дедок выбивал только закуренную трубку. Видно было, что руки его дрожат.

      – Это знаешь, кто к нам пожаловал? Это ж кабадах… Глаза и уши владыки, его карающая длань…

      Спецслужба! Да уж, даже в таком крошечном государстве без них никуда. Алекс горько усмехнулся.

      – Ко мне, что ль?

      Дедок прищурился.

      – Сиди тихо. Может, пронесет.

      Не пронесло. Человек направился прямо к ним. Четверо охранников держались рядом, воинственно щурясь на каждого жителя селения, выползавшего поглазеть на залетных гостей.

      – Кто вы? – кабадах не счел нужным представляться или что-то объяснять.

      Потемкин с трудом поднялся на ноги. Разговор с представителем