Апокалипсис Welcome. Zотов
Читать онлайн книгу.
Над водой, как робкие пловцы, выгнулись кривые стволы облезших пальм. Белеющие во тьме тушки мертвых рыб, перевернувшиеся кверху брюхом в окружении каши из черных водорослей, смешивались с отвратительной бурой пеной, собравшейся на поверхности воды. Душное пространство онемело: не было слышно даже противного писка малярийных москитов, еще недавно целыми стаями быстро носившихся над маслянистыми волнами. Река умерла, как и все живое, что находилось внутри нее. Колыхаясь, мертвые воды продолжали шевелиться, и философ узрел бы в этом нечто мистическое: так обвешанных фотокамерами туристов, плывущих на лодке через священный Ганг, шокирует последний танец трупа на погребальном костре у храма Кришны.
Опрокинутая серебряная чаша – с краями, облепленными мокрым песком, зарывшись в тину на самом краю пляжа, не выделялась из общего мертвого спокойствия. Почерневший металл тускло отсвечивал во мраке. Внутренние стенки сосуда отражали высушенную пустоту: на дне не осталось ни единой капли жидкости – чаша уже сутки покоилась на берегу, п о д в я л и в а я с ь под палящими лучами беспощадного солнца. Любой прохожий, даже не будучи профессором археологии, запросто признал бы в чаше ровесницу древних цивилизаций Востока. Похоже, ее отчеканили во времена фараонов, а то и более ранних мировых владык: чьи призрачные царства забылись, превратившись в пыль на подошвах солдатских сандалий. Сцены, выбитые на стенках чаши опытной рукой чеканщика, изображали толпу людей, склонившихся перед Солнцем. Это светило спокон веку обладало статусом божества, и ему не требовалось прилагать для своей популярности особых усилий. Земным народам издавна свойственно обожествлять то непонятное, до чего они не могут дотронуться пальцем. Фаэтон греческого бога Гелиоса, несущий огненные колеса по раскаленным облакам, возможно, не раз сталкивался с желтой повозкой норвежки Сунны, объезжая золотую колесницу египетянина Ра, навстречу обозу капризного славянского божества Ярилы. А за дорожными инцидентами злорадно наблюдал индуистский бог Сурия, придерживая поводья семи своих лошадей, сверкающих солнечным светом.
Три вертикальные линии, второпях нацарапанные на дне сосуда, представлялись как удар когтей дикого зверя. Однако на самом деле они всего лишь означали III – стандартную римскую тройку. Потемневший вокруг чаши песок трепещущим ковром устилали тельца бабочек, судорожно распростерших теряющие краски крылья в последнем желании – улететь из жуткого царства смерти. Черная вода мягким ударом коснулась чаши, и та покорно устремилась в сторону, перекатившись на другой бок.
Джунгли пронизывали ночь будоражащим запахом ледяного молчания: и это было даже страшнее мертвой реки с качающейся на волнах дохлой рыбой и черным песком, усыпанным раздувшимися лягушками. Дождевой лес – организм, живущий в ритме ночного клуба: он способен задавать потрясающие концерты до самого утра. Среди стволов огромных деревьев, закутанных в лианы, непременно услышишь и хохот, и визг, и леденящий душу вой – какофония звуков не прекращается ни на секунду, вытягивая из мозга по капле остатки разума. Даже спецназовцы отказываются от ночевок в джунглях: люди с опытом и крепкими нервами рискуют сойти с ума в «зеленом отеле». Пугающую тишину тропического леса, слившегося в любовных объятиях с извилистой рекой, можно было без преувеличения назвать МЕРТВОЙ. Да в принципе – так ведь оно и было.
Человек, явившийся из джунглей, походил на отпускника-неудачника, по вине жуликоватой турфирмы оказавшегося на отдыхе в гиблом месте. Цветастая гавайская рубашка (зеленые и желтые пальмы на белом фоне), обросшие светлыми волосами тонкие руки, засунутые в карманы шорт-«бермуд», на загорелых ногах – шлепанцы, вырезанные умельцами из старых автомобильных покрышек. Выцветшие волосы на затылке завязаны в «хвостик», худое лицо покрыто веснушками, губы припухли, как у обиженного ребенка. Обычный курортник-бэкпекер: из тех, что тысячами ошиваются на улицах Бангкока или Куала-Лумпура, – сходство довершал потрепанный голубой рюкзак, болтавшийся на тощих плечах. Беззаботно шлепая по песку, курортник вразвалочку подошел к реке. Присев на корточки, он по локоть погрузил руку в глубь темных и маслянистых волн.
Вода слабо булькнула, перевернув трупы рыбешек.
Курортник извлек руку – сдвигая пальцы, на манер ножниц, он пристально осмотрел ладонь. Фаланги липли друг к другу, с костяшек тягуче стекали густые, как свежий мед, черно-багровые капли.
Рыжий рассвет полыхнул над джунглями – внезапно, как взрыв напалмовой бомбы, это заставило курортника зажмуриться. Река, переливаясь под солнечными лучами, неохотно меняла цвет – черные оттенки исчезали, сопротивляясь резкими бликами. Поверхность воды сделалась яркой, тяжело-красной, потрясающе гармонируя с шевелящейся зеленью джунглей. Парень в «гавайке», вытерев запачканную руку прямо о шорты, опустился на песок, любуясь красочной картиной. Практически райскую идиллию портил разве что резкий запах – от речных волн несло сладящей вонью: той самой, которой свойственно приводить в безумство голодных уличных псов, обитающих под стенами городской свинобойни.
Вода реки превратилась в к р о в ь — самую настоящую венозную кровь. Сверху казалось, что неведомый маньяк вспорол долине живот: грубо, неумело,