Скандалы советской эпохи. Федор Раззаков
Читать онлайн книгу.
критика встретила выход альманаха весьма неласково, найдя в нем попытку определенных сил (интеллигентов из числа либералов) популяризировать в обществе имена поэтов из разряда неудобных (вроде Осипа Мандельштама и Марины Цветаевой). А вскоре был подвергнут критике и сам Окуджава за свое песенное и поэтическое творчество.
29 ноября того же года в ленинградской газете «Смена» была опубликована большая статья И. Лисочкина под названием «Цена шумного успеха», которую весьма оперативно – 6 декабря – перепечатала многомиллионная «Комсомольская правда». О чем же писалось в этой публикации?
Ее автор побывал на концерте барда в ленинградском Дворце искусств имени К.С. Станиславского и так описывал увиденное:
«И мы пошли, судьбы своей не чая, не подозревая того, что налицо окажутся все компоненты „литскандала“. Двери дворца были в этот день уже, чем ворота рая. Здесь рвали пуговицы, мяли ребра и метался чей-то задавленный крик: „Ой, мамочка!..“ Поскольку по непонятной причине пропусков оказалось по крайней мере в три раза больше, чем мест в зрительном зале, и большое число желающих так и не смогло проникнуть внутрь дворца, есть смысл рассказать о том, что происходило дальше за его закрытыми дверями.
На сцену вышел ведущий и не без изящества произнес:
– После того, как вы выдержали все, что вы выдержали, вы выдержите и мое короткое вступление. Булат Окуджава уже выступал в нашем дворце в прошлом году и тоже имел тогда шумный успех…
Булат Окуджава – московский поэт. Не Александр Твардовский, не Александр Прокофьев, не Евгений Евтушенко – просто один из представителей той большой поэтической обоймы, чьих стихов еще не лепечут девушки, отправляясь на первое свидание. Так для чего же пуговицы обрывать?
Ведущий деликатно обошел этот вопрос. Он рассказал рядовую биографию человека рождения 1924 года, отметив, что «каждая ее веха нашла отражение в творчестве». Он сказал также, что Окуджава не певец и не композитор и что пение для него – «своеобразная манера исполнения собственных песен».
Начало, как видите, не было многообещающим. А потом на сцену вышел сам поэт – довольно молодой темноволосый человек с блестящими глазами. Он прочел первое стихотворение «Не разоряйте гнезда галочьи…». В зале воцарилась неловкая тишина. Прочел «Стихи о Родине». Опять тишина. «Двадцатый век, ты страшный человек» – тишина снова. После «Осени в Кахетии» один из слушателей, не выдержав, хлопнул в ладоши, и поэт застенчиво сказал:
– Не надо…
Пятое стихотворение «Воспоминание о войне» понравилось. Похлопали. Так и пошло. Тому, что нравилось, хлопали, тому, что не нравилось, – нет. «Шумного успеха» не было. Было ощущение большой неловкости и, если хотите, стыдности того, что происходило и происходит. В зале сидели мастера искусств, люди, великолепно знающие настоящую поэзию, огромную, великую, необозримую, которая бурей врывается в сердца и умы. Рассчитывать на то, что они начнут рыдать от игриво-салонного «Я надышался всласть окопным зельем»,