Старые фотографии. Елена Крюкова
Читать онлайн книгу.
часы, а женщины подносили к глазам запястья, на наручные часики глядели, на золотые усики драгоценных живых стрелочек, и ушки к циферблату прикладывали, ― стучит ли железное дареное сердечко?.. стучит!.. ― и ахали, и делали круглые глаза: стрелки бегут, скоро полночь!
– Ребята, двенадцать через пять минут, ― Николай выпустил Нинину руку, как задушенную птичку, под кистями скатерти, встал за столом, потянулся к непочатой бутылке шампанского – открыть. ― Времени в обрез. Ставьте все бокалы в центр стола! Я быстро разолью!
Открыл бутылку артистично, виртуозно. Нина любовалась. Чувствовался опыт пирушек, застолий. Крепкой ладонью придержал пробку, пока не выскочил наружу взрывной воздух. На ладони – шрам, и мышцы уже сводит контрактура. Рана. Ранили на войне. В бок и в руку. В руку – барахтался в ледяном Баренцевом море, когда их сторожевик торпедировали. А англичане тонущих подобрали. Не всех. В бок – под Москвой. Морячков молодых туда послали, в сухопутные войска. Отовсюду срывали: и с Черноморского, и с Тихоокеанского флота, и с Северного морского пути. Все силы стянули. Столицу не отдали.
«Он мог погибнуть сто раз. А остался жив. И мы встретились».
Обожгла, обласкала его черными, шмелиными глазами.
Он не видел ее откровенного взгляда: шампанское разливал.
Пузыристая струя лилась в бокалы, светлая, сладкая, золотая.
– Минута осталась! Загадываем желание!
– Чтобы мне напечататься в «Новом мире»! ― зычно, на всю гостиную, крикнул Сережка Викулов.
– Мне родить еще одного! ― выдохнула акушерка Лена Дементьева, широкозадая, как пирамида, с лицом светлее полной Луны.
– А мне – на Вальке жениться! ― завопил восторженно Мишка Волгин, офицер: и за столом в офицерской форме восседал, при полном параде.
– Дураки! ― крикнул Николай. ― Каждый загадывает про себя! И молчит в тряпочку!
Быстро, мгновенно разобрали, расхватали бокалы. Стояли с бокалами в горячих пьяных руках. Новый год шел и наступал. Наступал им на пятки. Наступал им на руки, локти, лопатки; на ноги, как танцор в неумелом фокстроте. Наступал – снежным светом – им на ждущие лица.
– Радио включено?! – заорал Пашка Щепелкин.
Но уже били, били, медно звенели, рассыпались по комнате, по столу, над шторами и фужерами, над салатами и пустыми бутылками в углу, на полу, над запрокинутыми к будущему счастью лицами эти звуки, их знала вся страна, ждала и любила: куранты.
Там, далеко, через снега и леса, через реки и города, в большой и прекрасной ночной Москве, на Спасской башне, украшенной красными каменными кружевами, били, звенели колокола эти старые, – под красной самосветящейся звездой, над простынями метели, что вяжется в белые узлы и распадается на белые паутинные нити, и там, в Москве, люди, кто на Красной площади в этот момент оказался, задирали лица к черному стеклянному кругу с золотыми римскими цифрами: счастливые! живьем куранты слышат! ― и по всей стране, по всем квартирам, и бедным и богатым,