36

      Вот отрывки из записок, которые Свифт начал вечером в день ее смерти, 28 января 1727–1728 г.

      «С самого детства и до пятнадцати лет она была болезненной; однако потом здоровье у нее вполне поправилось, и ее считали одной из самых красивых, изящных и милых молодых женщин в Лондоне, разве только она была несколько склонна к полноте. Волосы у нее были чернее воронова крыла, и каждая черточка лица являла собой совершенство».

      «…собственно говоря, – пишет он с хладнокровием, которое при данных обстоятельствах поистине ужасно, – она умирала целых полгода!..»

      «Среди представительниц ее пола ни одна не превосходила ее умом и не усовершенствовала более свои способности чтением или беседам» с достойными людьми… Все мы, имевшие счастье пользоваться; ее дружбой, единодушию соглашались, расставаясь с ней в начале или в конце вечера, что ей неизменно принадлежат самые интересные слова, сказанные в этом обществе. Некоторые из нас иногда записывали ее выражения или то, что французы называют «bons-mots»[198], в которых она достигала потрясающих высот».

      Однако те образцы, которые мы находим в записках настоятеля под рубрикой «Bons-mots de Stella», едва ли подтверждают эту последнюю часть панегирика. Но вот другие, доказывающие ее остроумие:

      «Некий джентльмен, который вначале вел себя в ее обществе очень глупо и развязно, под конец опечалился, вспомнив, что недавно потерял ребенка. Епископ, сидевший; рядом, принялся его утешать, говоря, что он не должен печалиться, ибо ребенок «теперь в раю», «Нет, милорд, – заметила она, именно это его и огорчает, ведь он уверен, что никогда не увидит там своего ребенка».

      «Когда она была тяжело больна, ее врач сказал: «Сударыня, вы спустились почти к подножию горы, на мы постараемся снова поднять вас наверх». Она ответила: «Боюсь, доктор, что я задохнусь, прежде чем взберусь на вершину».

      «Одного ее знакомого священника, человека очень неопрятного, который хотел казаться проницательным и остроумным, кто-то из присутствующих спросил, почему у него такие грязные ногти. Он растерялся; но она помогла ему выйти из затруднительного положения, сказав: «Ногти у этого почтенного господина стали такими грязными оттого, что он почесался».

      «Один аптекарь из квакеров прислал ей закупоренную склянку; у нее были широкие края и сигнатурка на горлышке. «Да ведь это, – сказала она, вылитый сын моего аптекаря!» Забавное сходство и неожиданность ее слов заставили нас всех рассмеяться». – «Сочинения» Свифта под редакцией Скотта, т. IX, стр. 295–296.