Четыре в одном. Лирика, пародии, байки Лопатино, Жы-Зо-Па. Софья Сладенько
Читать онлайн книгу.
возлегая на мягких подушках дивана.
Он что-то цитировал, сплевывал, вновь хохотал
и палец слюнявя, листал моего Губермана.
На нем был махрово-линялый хозяйский халат —
подарок от мамы, как память о судьборемейке.
Сейчас не припомню, зачем отступивши назад,
взглянул на наколку «Танюша, мы вместе навеки».
Квартира в тумане плыла, будто призрачный плот,
по выцветшим фотообоям английского сада.
Скулила собака и грустно расхаживал кот,
задёргалась жилка под синью наколки – «не надо!»
Супруга воровкой скользнула из спальни в чулан,
захлопнула дверь за собой, заперлась на щеколду.
«Совет да любовь вам» сказал, чем нарушил их план.
Зажмурился кот, по́днял пёс в удивлении морду…
Попутчик вздохнул: «Впрочем, это – одна суета».
И вдруг неожиданно, будто ребёнок, заплакал:
«Уже вечереет, ну кто там накормит кота?..
Безмолвно уткнувшись в подстилку, скучает собака»…
послесловие
Послесловие, как послевкусие:
то букет, то горчина, то приторность.
Настучали по сердцу перкуссии,
разбросало подсказки в пюпитрах мне.
Загляну, приподнявшись на цыпочках,
жизни грамоте я не обучена.
За столетье до капельки выкачал
кто-то Некто надежду на лучшее.
Послевкусие, как послесловие:
будто вата в клочки поразорвана…
И опять повторится история
издевательства с казнью позорною.
смерть короля Матиуша Первого и его детей
В Треблинке, четырежды проклятой всеми богами,
кроме засевшего в пряжках германских ремней,
служивые вермахта верили и полагали:
детские смерти их делают чище, добрей.
Видимо, в той канцелярии что-то испорчено.
От запаха сладкого газа солдат не тошнит…
Детям без взрослых нельзя: взявшись за руки, с Корчаком
парами в камеру… Что с них возьмешь? – малыши…
Аусвайс в небожительство прост, а значит, не страшен,
но что за Всевышний, который не дует в ус!
Забыты игрушки, горшочки и манные каши.
Удар настоящего – выпуклость «Gott mit uns»…
Убитые дети минуют небесный досмотр.
Пеплом на землю – вселенская грусть и тоска.
Очки нацепивши, распишется в памятке Пётр:
«Это процесс превращенья детей в облака»…
улица, фонарь, аптека… аптека, улица, фонарь
Как ни тасуй слова великих,
а всё едино, как и встарь —
и в захолустье, и в Барвихе:
аптека… улица… фонарь.
На венском кожаном диване
такая ж, как в бараке, хмарь.
И тот же круг чередований:
аптека… улица… фонарь.
Горит свеча. От века к веку
бубнит невнятно пономарь:
«Ночь… улица… фонарь… аптека.
Аптека…