О Ромулов народ! пред кем ты пал во прах?

      Пред кем восчувствовал в душе столь низкой cтрax?

      Квириты гордые под иго преклонились!..

      Кому ж, о небеса! кому поработились?…

      Скажу ль – Ветулию! – Отчизне стыд моей,

      Развратный юноша воссел в совет мужей,

      Любимец деспота Сенатом слабым правит,

      На Рим простер ярем, отечество бесславит.

      Ветулий, римлян царь!.. О срам! о времена!

      Или вселенная на гибель предана?

         Но кто под портиком, с руками за спиною,

      В изорванном плаще и с нищенской клюкою,

      Поникнув головой, нахмурившись идет?

      Не ошибаюсь я, философ то Дамет.

      "Дамет! куда, скажи, в одежде столь убогой

      Средь Рима пышного бредешь своей дорогой?"

         "Куда? не знаю сам. Пустыни я ищу.

      Среди разврата жить уж боле не хочу;

      Япетовых детей пороки, злобу вижу,

      Навек оставлю Рим: я людства ненавижу".

         Лициний, добрый друг! не лучше ли и нам,

      Отдав поклон мечте, Фортуне, суетам,

      Седого стоика примером научиться?

      Не лучше ль поскорей со градом распроститься,

      Где всё на откупе: законы, правота,

      И жены, и мужья, и честь, и красота?

      Пускай Глицерия, красавица младая,

      Равно всем общая, как чаша круговая,

      Других неопытных в любовну ловит сеть;

      Нам стыдно слабости с морщинами иметь.

      Летит от старика любовь в толпе веселий.

      Пускай бесстыдный Клит, вельможей раб Корнелий,

      Оставя ложе сна с запевшим петухом,

      От знатных к богачам бегут из дома в дом;

      Я сердцем римлянин, кипит в груди свобода,

      Во мне не дремлет дух великого народа.

      Лициний, поспешим далеко от забот,

      Безумных гордецов, обманчивых красот,

      Докучных риторов, Парнасских Геростратов;

      В деревню пренесем отеческих пенатов;

      В тенистой рощице, на берегу морском

      Найти нетрудно нам красивый, светлый дом,

      Где. больше не страшась народного волненья,

      Под старость отдохнем в тиши уединенья,

      И там, расположась в уютном уголке,

      При дубе пламенном, возженном в камельке,

      Воспомнив старину за дедовским фиялом,

      Свой дух воспламеню Петроном, Ювеналом,

      В гремящей сатире порок изображу

      И нравы сих веков потомству обнажу.

         О Рим! о гордый край разврата, злодеянья,

      Придет ужасный день – день мщенья, наказанья;

      Предвижу грозного величия конец,

      Падет, падет во прах вселенныя венец!

      Народы дикие, сыны свирепой брани.

      Войны