Учение формулы структуры мира. Духовное. Андрей Иоанн Романовский-Коломиецинг
Читать онлайн книгу.
Нарастить надежду в реальной панацее было спасение. Я даже в том СССР не ведал о жизни после смерти и искал в своем природном феномене панацею и жизни далее, например, в том если мозг станет из такой неломкой материи, то может быть и сможет жить в благоприятных подпитывающих условиях и далее в нишах перед телевидением. Быть в курсе всех мировых событий, даже что-то писать. Другое что меня в то время школы и работы в магазине подсобным рабочим со своим кабинетом занимало – это писательство и все с ним связанное. На этом произведении я рассчитывал прорваться и заняться своим природным феноменом, все-ж-таки очень была большая надежда, что этот феномен сам придет к своему логическому продолжению и тот цветок в очертаниях, или даже соцветие, что одним из многих явлений я постоянно видел на удобном фоне – прорастет к тому, чтобы хоть сначала мне отвердеть по отношению к возможному разрушению меня извне и защиты нового вида живого достижения, а затем облекшись силой, я как волшебник в недалеких еще тогда сказках мог преобразовывать и претворять необыкновенное. То несомненно сильно прельщало меня к самочувствию каким-то особенным, но в противовес этому внешне, люди наоборот ко мне относились злобно. А возможно и обычно, но я после мечтаний слишком уж невосприимчиво относился к любой грубости, сильно ей травмируясь. Распечатка первой книги с ошибками и недочетами также тиранила меня своим несовершенством. Субстанции совершенства и несовершенства разрабатывались вначале как разъединенные враждующие стороны, потом найденные как изнанка одного от другого, а затем и вовсе не враждующие сущности – но как грани всей полноты, между которыми возникает новая субстанция и тоже важная, успокоиться и быть кем есть, не стремясь ни в партии из народа, ни в знать. У меня период стремления в знатные сменился ныне в основном быть кем есть с неотрицанием, если представиться возможность податься в знать, хоть и для того чтобы что-то смочь сделать. Зря православные бояться прелести, она может и утопить человека, но может и вознести, впрочем и не зря, но только для православия, какого оно было, тянувшего к смирению. Получается к нечто среднему, к чувственному, и возвращая оное в обратное, в силу, так оно и приходит к духовному, путем их учений о подавлении страстей и желаний, отказа от мирского и прелестного. Для чувственников, православных, восточных людей правильно. Но не то для нечувственников. Мой зверь по-видимому все-таки Лев. Львиный подход, а не Человеческий. Мне бы только копнуть чувственную жизнь. Особым образом я только читаю о житиях святых старцев в монашестве, как читают фантастику или историческое. В силу понимания того монашественного, пребывающего в моей жизни в одиночественности и тех же самых попыток достичь высшего. Молитвенность, присущая чувственности, у других заменяемая медитацией, у меня представлена размышлениями в виде разговора с кем-то, скорее