«Я, Гейрмунд из Шильдингов, друзья,

      Полмесяца назад в страну холмов

      Ходил с оружием. Род Хундингов знаком

      И близок мне – я деву рода их

      Любил. Они у края жили

      Земель нагорного народа. Этот род

      Был смелым в битве, множество врагов

      Встречал он, но всегда свои владенья

      Удерживал. Верхом тогда я ехал

      Через холмы и думал о грядущем

      Счастливом дне. Предчувствовал я радость

      Горячих поцелуев верной девы,

      И мудрые беседы стариков,

      И юношей отважных разговоры,

      И звон заздравных чаш, что в честь гостей

      В жилище Хундингов бесстрашных раздаётся.

      Но вот в долину въехал я и вижу,

      Что над холмом последним, отделявшим

      Меня от дома Хундингов, повис

      Тяжёлый, чёрный дым. Вначале я

      Остановился, подтянул ремни

      И осмотрел оружие, копьё

      Надёжное взял в руку. Сердце

      Моё заныло, ибо этот столб

      Не мог быть дымом от обычного костра,

      Зажжённого, чтобы поджарить мясо.

      Я подождал немного и подумал,

      И повернул к холму, и на вершину

      Как можно осторожнее взобрался,

      И, там укрывшись, посмотрел я вниз.

      Над крышей дома старого огонь

      Пылал, а за оградой и вокруг

      Лежали павшие, те, что смелее всех

      С врагом сражались, а посередине

      Висела длинная верёвка, и на ней

      Качалось тело женщины прекрасной,

      А также милых дев, детей тела,

      Как рыбы, что рыбак нанизал к ночи

      На крепкую лозу. И гнев меня

      В мгновенье ослепил тогда. Трусливых

      Невольников увидел я, одетых

      В железную броню. Они ходили

      Вокруг, как ходит враг, закончив битву,

      И понял я – во всём они виновны.

      И тотчас, сжав поводья в кулаке,

      Что было духу поскакал с холма,

      Чтобы погибнуть, но забрать пред этим

      Чужую жизнь, чтоб нанести удар

      Могучий перед смертью. Вот на склоне

      Перед собой увидел я врага.

      В железном шлеме и с щитом железным,

      Он что-то прокричал на непонятном,

      Чужом мне языке, и в тот же миг

      Сверкнул