Нулевое досье. Уильям Гибсон
Читать онлайн книгу.
моржовой костью, стояла у стены под исполинской нижней челюстью гренландского кита, почти клерикальной в своей строгой белизне. Второй – птичью клетку, такую большую, что Холлис при желании втиснулась бы в нее целиком, – декораторы подвесили к потолку. Минималистские галогеновые светильники на прутьях целенаправленно освещали различные артефакты в номере. В клетке лежали книги – не бутафорские, как с гордостью указал Инчмейл. Художественные и нехудожественные, они, похоже, все были про Англию. Пока Холлис прочла часть «Английских эксцентриков» Эдит Ситуэлл и взялась за «Одинокого волка» Джеффри Хаусхолда[1].
Она повесила плащ на мягкие, обтянутые атласом плечики, убрала в шкаф и села на край кровати развязать шнурки. «Ложе полярного психоза», назвал эту кровать Инчмейл. «Сильнейшая истерия, – процитировала сейчас Холлис на память, – депрессия, копрофагия, нечувствительность к холоду, эхолалия». Она бросила туфли в направлении открытой двери гардероба и добавила: «Вот только копрофагии не надо». Полярный психоз, он же пиблокто, он же арктическое безумие. Этноспецифическое умственное расстройство. Возможно, связанное с питанием. Конкретно с токсичностью витамина А. Инчмейл постоянно выдавал такого рода сведения, особенно в студии. Скорми Клэмми тазик витамина А, посоветовала тогда Холлис, ему не помешает.
Взгляд упал на три нераспечатанные картонные коробки слева от шкафа. В них лежали затянутые в пленку экземпляры британского издания ее книги. Книги, которую она писала в гостиничных номерах, пусть не таких примечательных, как этот. Холлис засела за работу сразу как пришли деньги от китайской рекламы. Поехала в «Стейплс» в Западном Голливуде и купила три китайских стола: раскладывать рукопись и бесконечные иллюстрации в угловом номере отеля «Мармон». Сейчас казалось, это было сто лет назад. И она не знала, куда девать авторские. Коробки с американским изданием так и остались в камере хранения «Трайбека-гранд-отеля».
– Эхолалия, – сказала Холлис, встала, сняла свитер и, сложив, убрала в ящик шкафа – аккуратно, чтобы не задеть маленькое шелковое саше с ароматической смесью. (Эту мину подложили в ящик служащие «Кабинета», но Холлис знала: если саше не трогать, оно не воняет.) Затем надела бежеватый кабинетовский халат, скорее бархатный, чем махровый, хотя странным образом без того, чем обычно раздражали ее бархатные халаты. Особенно мужчины почему-то выглядели в них поганцами.
Зазвонил телефон. Он являл собой коллаж: капитанского вида трубка из обтянутой резиной бронзы покоилась в кожаном гнезде на палисандровом кубе с бронзовыми уголками. Звонок был механический, дребезжащий – как будто велосипедный, и не здесь, а далеко внизу на пустой улочке. Холлис минуты две гипнотизировала телефон, надеясь, что он умолкнет.
– Сильнейшая истерия, – сказала она.
Телефон продолжал звонить.
Три шага, и ее рука легла на трубку.
Трубка была все такая же несуразно тяжелая.
– Копрофагия, –