Господи, и этот не прошел мимо. А ведь целый месяц казался человеком не от мира сего, жил в каких-то иных измерениях и разве что не подносил за обедом ложку к уху. Что делать? Обрить голову? Прилепить нос до пояса? И прилепила бы, не пожалела себя. Но ведь не всякое внимание надоедает, и кто-то один должен смотреть, смотреть до рези в глазах. Ради одного приходится терпеть остальных. Не сидеть же безвылазно в каюте?

      Зоя вздохнула.

      – Вы сегодня неузнаваемы, – любезно сказала она. – Закончили, наверное, вашу работу?

      – Работу? – Физик, казалось, на миг растерялся. – Нет, к сожалению. Всегда не хватает какой-то недели… слишком быстро стали летать корабли, что ли? – Он моргнул, развел руками. – Или я живу медленно?

      Вот об этом пусть и говорит.

      – Почему же вы поторопились лететь?

      – Вызывали соратники по школе. Научной, конечно. Там завариваются дела…

      – Интересно. Расскажите.

      Но он не поддался на уловку.

      – С удовольствием – когда останемся вдвоем.

      Это вышло хорошо, почувствовал Карачаров. Он был сегодня ловеласом, донжуаном, покорителем сердец, и обожательницы валялись у его ног. Так он воспринимал этим вечером себя и весь окружающий мир. Мир этот был условен, и его позволялось вообразить каким угодно: настоящей оставалась лишь математика и то, что можно было выразить с ее помощью. Модели своего личного мира Карачаров строил в зависимости от настроения.

      – Боюсь, вы поздно спохватились, – сказала Зоя равнодушно. – Рейс кончается.

      – Что такое эти полтора месяца по сравнению со временем, которое у нас впереди!

      – Впереди у нас – разные времена. Я недолго буду на Земле. Сдам материалы, истории болезни со Стрелы-второй, проведу контрольный эксперимент…

      – На Стреле-второй все женщины так прекрасны? Хотя, конечно, нет, вы везде будете исключением. А что с вами стряслось?

      – Со мной? Ничего.

      – А болезнь?

      Она улыбнулась.

      – Болела не я. Хотя, возможно, в науке и останется