Листки из дневника. Проза. Письма. Анна Ахматова
Читать онлайн книгу.
верую в него», – пишет он П. А. Осиповой на другой день по окончании «Каменного гостя» (XIV, 123; подлинник по-французски); «Черт меня догадал бредить о счастии, как будто я для него создан», – Плетневу (XIV, 110); «Ах, что за проклятая штука счастье!» – Вяземской (XIV, 110; подлинник по-французски). Легко привести еще ряд подобных цитат и можно даже, рискуя показаться парадоксальным, сказать, что Пушкин так же боялся счастья, как другие боятся горя. И насколько он был всегда готов ко всяким огорчениям, настолько же он трепетал перед счастьем, т. е., разумеется, перед перспективой потери счастья.
Однако это еще не все. Кроме аналогий с автобиографическим «Выстрелом», необходимо привести цитаты из переписки Пушкина. Первая – из письма к будущей теще, Н. И. Гончаровой (5 апреля 1830 года): «Заблуждения моей ранней молодости представились моему воображению; они были слишком тяжки и сами по себе, а клевета их еще усилила; молва о них, к несчастию, широко распространилась» (XIV, 75–76; подлинник по-французски). Как это близко к признанию Дон Гуана:
Молва, быть может, не совсем права,
На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет… Так, разврата
Я долго был покорный ученик.
А также: «Бедная! Она так молода, так невинна, а он такой ветреный, такой безнравственный» (VII, 1, 408; автобиографический отрывок, 13 мая 1830 года). Здесь «безнравственный», – конечно, смягчение «развратный». А это как раз передает голос молвы.
В тот же год Пушкин говорит то же самое в ненапечатанном при жизни стихотворении «Когда в объятия мои…»:
Прилежно в памяти храня
Измен печальные преданья…
Кляну коварные старанья
Преступной юности моей…
В этом стихотворении подразумеваются все реплики Доны Анны. Только что женившийся Пушкин пишет Плетневу: «Я… счастлив… Это состояние для меня так ново, что кажется, я переродился» (XIV, 154–155); ср. с «Каменным гостем»:
Мне кажется, я весь переродился.
Про Командора Гуан говорит: «Вкусил он райское блаженство!» (VII, 164); ср. с письмом к А. П. Керн: «Как можно быть вашим мужем? Этого я так же не могу себе вообразить, как не могу вообразить рая» (XIII, 208; подлинник по-французски).
В «Онегине» Пушкин обещает, что когда будет описывать любовные объяснения, то вспомнит
…речи неги страстной,
Слова тоскующей любви,
Которые в минувши дни
У ног любовницы прекрасной
Мне приходили на язык…
Сходство этих цитат говорит не столько об автобиографичности «Каменного гостя», сколько о лирическом начале этой трагедии.
Если «Скупого рыцаря» Пушкин не печатал шесть лет, боясь, как тогда говорили, «применений», то что же подумать о «Каменном госте», которого он вовсе не напечатал (в скобках замечу, что «Пир во время чумы» был напечатан в 1832 году, т. е. почти сразу по написании – и не потому ли, что «Пир» – простой перевод). Как бы то ни было, «Каменный гость» –