Гребец одинокий. Константин Штепенко
Читать онлайн книгу.
а значит и жизнь тех, кто находится вокруг вас. В глобальном масштабе, скажем, можно избежать какого-то политического кризиса или войны… И есть еще один аспект этого явления. Дело в том, что рост энтропии и следующий за ним необратимый процесс, это своего рода нарыв, травма, последствия которой еще долгое время влияют на будущее и мешают его нормальному развитию. Резкий исторический излом сопровождается разрывом всех причинно-следственных связей, в результате чего образуются некие вневременные «карманы», которые продолжают существовать в параллельном измерении и периодически прорываются как застарелые нарывы, привнося в настоящий момент элементы прошлого, несовместимые с реальностью. Эти карманы нужно чистить, иначе с их накоплением может возникнуть реверсивные явления, подобные Средневековью. Но не нужно далеко ходить. Мы сейчас переживаем момент, когда прорвался один из таких карманов, образовавшийся после революции. Этот всплеск ненависти и насилия напрямую связан с тем временем, но он нам отольется позже.
– Я вот вас слушаю, и мне кажется, что вы надо мной просто издеваетесь. Не настолько уж я пьян, чтобы вешать мне на уши такую откровенную лапшу. Но я терплю это чтобы не остаться наедине с сами собой. – Шатолин пытался накачать себя, вызвать раздражение, чтобы выпалить насмешнику в лицо какие-нибудь резкие слова, но от одного взгляда на добродушную, слегка сочувственную физиономию Марковича, весь пыл угасал. – Вот скажите мне, вам не стыдно?
– Я на работе. А работу свою я привык делать качественно, так что стыдиться мне нечего. И вы вскоре в этом убедитесь, Владимир Алексеевич. Я занялся этим делом очень давно, убедившись на своем горьком опыте, как одна необдуманная фраза, брошенная мимоходом, может сломать жизнь многим людям. Иногда, даже не совершенный по малодушию или из вредности поступок может, может стать катализатором целой трагедии. Особенно если эта фраза сказана, или этот поступок не совершен на фоне максимального роста энтропии в данном отрезке исторического континуума…
Просыпался Шатолин мучительно. Сон не отпускал его, обволакивая липкой двусмысленной белибердой, которая казалась настолько реальной, что даже во сне у него волосы вставали дыбом. Он открывал рот, чтобы закричать, позвать на помощь, но лишь впустую тратил силы – горло уже хрипело и саднило, но вокруг царило космическое безмолвие, наполненное колышущимися зыбкими тенями. Наконец ему удалось слегка разлепить глаза, и узкая полоска утреннего света, просачивающегося сквозь ресницы, стала для него соломинкой, за которую он отчаянно схватился и вытащил себя из объятий сна.
«Слава богу! Ничего этого не было!», подумал он с облегчением, «Не было странно осведомленного старика с его заумной теорией об исторической альтернативе, или альтернативной истории. Не было каких-то туманных намеков на что-то стыдное, нехорошее…»
Но чем больше он просыпался, чем быстрее возвращался в реальный мир, тем больше росло какое-то необъяснимое беспокойство, как бывало в детстве, когда нашкодишь и ждешь, что