Блудное чадо. Дарья Плещеева
Читать онлайн книгу.
сидели во дворе, завернувшись в домотканые одеяла, довольно грязные, а рядом рыбачка, в чьем доме они остановились, стирала в лохани их исподнее. День был солнечный, портки и рубахи вскоре бы высохли на ветру и приняли тот замечательный запах чистого белья, который после баньки слаще медового. Рыбак, хозяин двора, был по здешним понятиям зажиточный, имел и хлев, и свинарник, и баньку. На нее была вся надежда – с самого Царевиче-Дмитриева, а Ивашка с Анриэттой с Москвы толком не мылись, а спали, не раздеваясь. Для людей, привыкших париться раз в седмицу, это было страх как неприятно.
Анриэтта – та сразу как-то договорилась с рыбачкой и получила ведро теплой воды и драную льняную простыню вместо полотенца. Потом она одолжила у рыбачки какие-то клетчатые юбки и пошла по лавкам.
– Ее дело бабье, – одобрил этот поход Петруха. – И не положено бабе в мужском ходить. В дороге, может, и ничего, Бог простит, а лучше бы в бабьем…
Ему хотелось увидеть эту женщину не в мужском кафтане, с волосами, кое-как убранными под шапку, и не в широких штанах, делавших ее неуклюжей.
– Гетеборг… – задумчиво повторил Шумилов. – Там ему, кажется, делать нечего.
– Если вздумал убежать как можно дальше, то и Гетеборг хорош, – возразил Ивашка, которому Петруха уже рассказал про этот город.
– Или Мемель, или Гданьск, или Копенгаген… – пробормотал Шумилов.
Ему очень не хотелось просить совета у Анриэтты.
Шумилов, имевший хорошую память на чертежи и карты, нарисовал прутиком на земле примерный план местности. От Мемеля шла довольно прямая дорога на Ковно. И далее можно было, сделав порядочный крюк, пробираться к Варшаве, если только целью беглецов была Варшава.
От Гданьска до Варшавы было куда ближе.
Но если Ордин-Нащокин-младший вздумал бежать в Копенгаген, то вряд ли этот город – конечная цель его путешествия. Там никому не нужны письма Алексея Михайловича к царевиче-дмитриевскому воеводе.
– Из Копенгагена он может отправиться в какой-то из шведских городов, объявить себя и снестись со шведским двором, – сказал Шумилов. – Но письма безнадежно устареют. Задумывался ли он об этом?
– Кабы знать, что в письмах! – воскликнул Ивашка.
– Сам бы выпорол дурака плетью! – сердито брякнул Петруха. – А рука у меня тяжелая!
В разгар спора вернулась Анриэтта с немалым узлом и, ни слова не говоря, направилась к баньке.
– Эй, эй! – крикнул ей вслед Петруха. – Первый пар для мужиков, бабы – потом!
Она даже не обернулась.
– Да ну ее… – скучным голосом сказал Шумилов. – Довезем до какого-нибудь города и избавимся, сама сбежит.
Это была некая ревность – нестерпимо знать, что женщина в каких-то мужских делах разбирается лучше мужчины. Шумилов, подьячий Посольского приказа, знал про европейские события немало – из писем, газет, донесений, присылаемых в приказ книг. Анриэтта же изъездила пол-Европы, выполняя поручения кардинала Мазарини, и знала то, о чем в книжках не пишут. Одна беседа о парагвайских иезуитах