Цапля, недовольно клекоча, набирала высоту огромными пологими кругами. Глядя, как вертится внизу город, капрал Сварли Свирс еще сильнее сдавил шею птицы коленями и направил цаплю по ветру. Через мгновение птица уже бежала вперевалку по крыше Башни Искусства, самого высокого здания в городе.

      Отточенным движением лепрекон перерезал стропу, которой был привязан портативный семафор, и спрыгнул на толстый слой компоста из листьев плюща и старых вороньих гнезд, устилавших крышу башни.

      Цапля наблюдала за ним глупыми круглыми глазами. Сварли приручил ее традиционным лепреконьим способом: красишь себя в зелено-лягушачий цвет, торчишь на болоте, квакаешь, а когда цапля пытается тебя съесть, взбегаешь по ее клюву и вырубаешь ударом по башке. Пока она не пришла в себя, вдуваешь в ноздри специальное масло (на изготовление его ушел целый день, а воняло так, что все стражники мигом разбежались из караулки), и птица, едва открыв глаза, признает в тебе свою мамочку.

      Цапля часто выручала. Она могла перевозить снаряжение. Но для наблюдения за уличным движением Сварли предпочитал ястреба-перепелятника – он лучше умел парить.

      Лепрекон вставил рычаги портативного семафора в пазы столба, который тайно установил на башне еще несколько недель назад. Затем достал из седельных сумок цапли крошечный телескоп и привязал его к каменному бордюру, направив почти строго вниз. Сварли любил подобные минуты в своей работе, – минуты, когда он был выше всех.

      – Что ж… Посмотрим, что нам видно, – пробормотал он.

      Он видел здания Университета. Колокольню Старого Тома и легко узнаваемую глыбу сержанта Детрита среди печных труб. Желтый свет надвигающейся грозы играл бликами на шлемах снующих по улицам стражников. А еще там, внизу, вдоль парапета крался…

      – Ага, вот и ты, – прошептал Сварли и потянулся к рукоятям семафора.